Отрешенные люди
Шрифт:
– Не сочтите за дерзость, - почтительно проговорил он, - но я могу пролить свет на сей прискорбный случай.
– - Слушаю вас, - повернулся к нему Сухарев.
– Если я правильно понял, то речь идет о купеческом сыне Иване Зубареве, что около недели назад был доставлен в местную крепость?
– Именно о нем, - согласно кивнул Корнильев, недоумевая, чем может помочь Ивану незнакомый офицер.
– Поручик Кураев, - представился тот и кратко изложил обстоятельства, при которых он встретился с Зубаревым.
– Вникать в суть дела у меня никакой
– Хорошо, разберусь, - брезгливо махнул рукой Сухарев.
– Премного благодарны вашему превосходительству, - Корнильев с достоинством поклонился и вышел из губернаторских покоев, радуясь, что дело столь легко решилось.
Уже на следующий день, к вечеру, не найдя за Иваном Васильевым сыном Зубаревым никаких вин и преступлений, его выпустили из острога.
– Императрице про вас напишу, - погрозил он пальцем офицеру, который вывел его на улицу.
– Пиши, милок, пиши. Императрица давно твоего письма ждет, - засмеялся тот вслед ему и по-разбойничьи свистнул, подняв с крыши стайку гревшихся у дымовой трубы воробьев.
7.
Императрица Елизавета Петровна, несмотря на свое отменное здоровье, всегда внимательно прислушивалась к советам врачей. В летнюю пору она ежедневно выезжала на экипаже за город прогуляться по лесу, омочить босые ноги в какой-нибудь чистой речушке, а зимой взяла за правило обязательные получасовые прогулки по свежему воздуху. Особенно ей нравились заснеженные аллеи Летнего сада, где специально для нее чистили и посыпали желтым песочком дорожки, ставили в разных местах скамеечки для отдыха, покрытые меховыми полостями.
С собой на прогулки императрица обычно приглашала давнюю подругу Марфу Егоровну Шувалову, а также друга наилюбезнейшего, как она его называла, - графа Алексея Григорьевича Разумовского. Тот мог часами забавлять императрицу смешными рассказами о своем детстве, проведенном в глухом селе на Украине.
Сегодня, на третий день после Рождества, когда крепкий морозец изрядно подрумянил и без того похожие на наливные яблочки щечки Елизаветы Петровны, прогулка не обещала быть долгой. Стоявшие на почтительном отдалении в конце каждой аллеи преображенцы волей-неволей нарушали устав: не могли стоять, не шелохнувшись, в присутствии ее императорского величества и время от времени постукивали ногой об ногу, осторожно поглядывая через заиндевевшие ресницы на неторопливо прогуливающихся по парку людей.
– Что-то нынче веселья мало в Петербурге, - ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила императрица.
– Вот, помнится, во времена оные, при батюшке моем, умели веселиться, а сейчас...
– и она со вздохом взмахнула ручкой в теплой вязаной перчатке.
– И не скажи, матушка, - тут же поддакнула Марфа Егоровна, славившаяся умением поддержать любой разговор, даже если то была вовсе не знакомая ей тема, - не тот народец нынче пошел. Вот и супруг мой, Петр Иванович об этом же говорит...
– Чем он у тебя таким занят, что во дворце редко показывается?
– не дослушав подругу, спросила императрица.
– Известно чем: из пушек своих в загородном имении, поди, по воробьям палит без толку, - мягким малоросским говорком, растягивая окончания слов, отозвался граф Алексей Григорьевич Разумовский.
Императрица тихонько хихикнула, блеснув темно-синими глазами, и бросила искоса взгляд на шуваловскую жену, ожидая, чем та ответит на дерзость графа. Та не заставила себя долго ждать и, собрав губки бантиком, тут же с непомерным достоинством выговорила:
– Мы, в отличие от некоторых, песенки петь не обучены. Нам, Шуваловым, не пристало чем иным заниматься, акромя дел государственных, а воинская наука - наипервейшая из всех. Кто ей владеет, тот и на поле бранном себя с лучшей стороны проявит, сокрушит ворога любого. Из пушек палить тоже с умом надо. А песенки распевать, то большого ума не требуется, - закончила она свое высказывание прямым намеком на хороший голос Разумовского, благодаря которому он в свое время и оказался близ императрицы.
– Эка невидаль - из пушек палить, - нимало не обидевшись, фыркнул граф, даже не повернувшись в сторону семенящей чуть справа от него Марфы Егоровны, - в чем там особый ум нужен? Не знаю, не знаю... Видывал я, как это делается, каждый мужик на то способен. А в исполнении песен особый талант нужен, не каждому встречному-поперечному данный.
– - Мы тебе не какие-нибудь встречные-поперечные, а Шуваловы!
– вспылила Марфа Егоровна.
– Не последние люди в государстве.
– - Это еще как посмотреть, - негромко проговорил Разумовский.
– Ладно вам, петушкам, - мягко улыбнулась императрица, желая заранее предотвратить назревающую ссору между ее компаньонами.
– Талант в любом деле нужен, а уж кого к чему Господь наставил, то не нам судить.
– Военное дело важнейшее завсегда было, - не сдавалась Шувалова Батюшка ваш, Петр Алексеевич, во всем воинских людей выделял, а шутов для утехи, для забав приискать можно в любой деревне...
– Ум и в шутовском деле надобен, - Разумовский все еще сдерживался, стараясь не особо обижать подругу своей покровительницы, которую в душе побаивался за ее острый язычок.
– Хватит вам, хватит, - поспешила в очередной раз успокоить спорщиков императрица, - а то, ежели я осержусь, обоим достанется.
– Да я что, матушка, я ничего, - поджала тонкие губки Шувалова и с достоинством поправила теплый капор с высоким верхом, - только мужа своего в обиду никому не дам и не позволю про него непочтительные слова говорить любому человеку. Самому Петру Ивановичу за делами государственными иной раз некогда и голову поднять.
– А я вот до дел государственных не особо касаюсь, - проговорил, глядя на разноцветный китайский фонарик, подвешенный к ветке молодой липы, Разумовский, - и без меня умники сыщутся. Мое дело о покое матушки-императрицы думать, чтоб не замучили ее, бедную, умники те, не зашпыняли.