Отрешенные люди
Шрифт:
Вот тогда митрополит Сильвестр обратил свое внимание на Андрея Андреевича Карамышева, мирно проживающего в татарской слободе и при том исправно посещающего православный храм во всякий воскресный день.
– Попроси-ка его ко мне завтра в полдень явиться, - мягко, на украинский манер выговаривая слова, сказал он батюшке, - побеседовать мне с ним захотелось.
Карамышев явился точно в назначенный срок и, склонив голову, подошел под благословление к владыке. Тот благословил его, усадил в глубокое кресло напротив себя и завел разговор о вере, о благочестии, о смирении. Андрей Андреевич, полуопустив голову, внимательно слушал, согласно кивал и не очень-то понимал, зачем сам владыка пожелал лицезреть его скромную персону.
– А скажите мне, - наконец владыка слегка намекнул на истинную цель своего интереса к Карамышеву, - как получилось, что вы, человек веры православной, и вдруг живете рядом с магометанами, общаетесь с ними в любой урочный час, поди, и их еще у себя в доме принимаете?
– Случается, - потупя взор, отвечал тот, - предки мои из татарского рода вышли, и одни из первых на том самом месте и поселились.
– Значит, вашему роду и земля вокруг была дарована?
– заинтересовался владыка, оглаживая длинную седую бороду и не спуская острого взгляда с лица собеседника.
– Как же теперь на ней живут иные люди?
– Про то мне неведомо, но со слов отца покойного, царство ему небесное, знаю, будто бы часть земли продана, часть сдана в аренду, а иная родственникам или просто знакомым в незапамятные времена под строительство домов отдана. У нас ведь нравы простые, не то что в больших городах, коль пришел человек и просит отвести пустующую землю под жилье, то отказывать не принято. Вот так и сложилась татарская слобода, а мы самые первые на тех местах поселенцы.
– Весьма интересно, весьма, - пожевал сухими тонкими губами владыка, а есть ли у вас какие бумаги на право владения той землей?
– Да как сказать, - замялся Карамышев, - вроде и есть, а вроде и нет...
– И, собравшись с духом, выпалил, - погорели бумаги в один из пожаров. Но...
– поднял предупредительно руку, увидев, как брови владыки поползли вверх, но есть подлинные грамоты в канцелярии Ее Императорского Величества. Мой отец делал запрос, и ему ответили, что те подлинные указы наличильствуют в канцелярии, но нам высланы быть не могут.
– Понятно, понятно, - владыка был явно озадачен, но, чуть подумав, осторожно спросил, - скажите, князь, я могу вас так называть?
– Предки мои были пожалованы княжеским титулом, но опять же указ погиб в пожаре, да и... женились на ком попало, а потому, как я понимаю, утратили право так наименоваться. Обычно меня так здесь никто не называет, - закончил он с видимым усилием. Чувствовалось, что Карамышеву неприятны напоминания о былых титулах, которых он сейчас не имеет.
– Хорошо, как скажете, - владыка не стал настаивать, - у меня к вам, можно сказать, тайный вопрос, вы уж извините, но налагаю на вас на некоторый срок обет молчания. Вы меня поняли?
– увидев, что Карамышев кивнул головой, продолжал неторопливо и с нажимом на каждом произносимом слове.
– Вы понимаете, что мне, как архипастырю здешнего края, небезынтересно видеть в лоне православной церкви как можно более ревностных прихожан. Вы меня понимаете? Князь мира сего не дремлет и ежесекундно улавливает грешные души людские, навлекая на них вечное проклятие Господне, и не противиться тому, как владыка вверенной мне епархии, не могу. Мусульманские строения между православных храмов, а тем более эта, - владыка провел в воздухе рукой полукруг, давая понять, что он хочет изобразить мечеть, но не желает говорить о ней вслух, - юдоль греховных заблуждений ваших соседей, которые и не желают слышать о заповедях христовых. Все это заставляет меня говорить с вами начистоту.
– Он чуть помолчал, откашлялся, поправил наперстный крест на груди и стал говорить дальше.
– Одним словом, мне бы хотелось видеть на тех землях православный храм.
– Но как это сделать?
– развел руками Карамышев, который сразу после вопроса о бумагах на землю понял, куда направит разговор владыка.
– И поймите мое положение...
– Я все понимаю и вижу, что передо мной человек поведения и убеждений праведных, потому многого от вас и не требуется. Надо лишь продать часть своей усадьбы в пользование православной нашей церкви.
– Владыка, я уже не молод, и кто знает, сколько мне осталось пребывать на сей грешной земле. Я могу вашему преосвященству предложить дарственную на мое имение после смерти. Две моих дочери выданы замуж, жена может найти приют у них в семьях, и вся земля отойдет в пользование церкви. Тогда вы сможете распоряжаться ей по собственному усмотрению как пожелаете.
Владыка, видя, что Карамышев не понимает или не желает понимать его замысла, нахмурился и, резко поднявшись с кресла, прошел к резному шкафу у противоположной стены кабинета, открыл дверцу и извлек из него свернутый пополам небольшой лист бумаги, вернулся обратно и поднес к лицу Андрея Андреевича.
– Вот из этого документа явствует, что вы приобрели у Василия Зубарева деревеньку Помигалову под Тюменью. Я не спрашиваю вас о законности этой сделки, не прошу о дарственной на нее после смерти хозяина, и вообще сибирская наша церковь ни в чем не нуждается. Есть масса людей, которые считают своим долгом жертвовать ей во благо и за то отблагодарены будут в мире ином. И о летах ваших преклонных не спрашиваю. Не нам судить о промысле Божием. В Его власти дать нам лишний день, час для пребывания на этой земле или призвать в мир горний. Я прошу лишь разрешения, - владыка особенно выделил последнее слово и еще раз повторил его, - разрешения возвести на вашей земле храм Господен. Остальная ваша земля и, безусловно, все строения останутся за вами или детьми вашими. Вы вправе продать их, подарить, заложить законным путем.
– Не знаю, как и ответить вам, владыка, - провел кончиками пальцев по сухому бледному лбу Карамышев, - стоит только церкви начать строиться на моей земле, как мне не сдобровать. Бывшие мои соплеменники, которые покамест относятся ко мне и моим близким с неизменным уважением, найдут способ отомстить мне. А мне... а мне бы этого не хотелось. Нет, не подумайте, что я боюсь, но имя мое будет запачкано.
– Подумайте, о чем вы говорите?!
– чуть не вскричал митрополит и наклонился к Карамышеву, который выглядел достаточно жалко и беспомощно.
– Как может быть запачкано ваше имя, если вы по доброй воле отдадите лишь небольшую часть земли на возведение храма. Хорошо, - изменил владыка тактику, - коль вы боитесь угроз и иных действий со стороны магометан, то я могу попросить у губернатора двух солдат или казаков, которые бы некоторое время несли охрану вашего дома и вас лично...
– Час от часу не легче, - замахал руками Андрей Андреевич, - избавьте меня от этакого позора. Никаких солдат!
– Тогда вы сможете укрыться на время в Знаменском монастыре, где для вас будет вполне безопасно, - предложил он, но увидев, что Андрей Андреевич не желает и слушать об этом, владыка сделал ход, который, судя по всему, был припасен у него на крайний случай. Он позвонил в небольшой позолоченный колокольчик, висевший сбоку от кресла на атласном розовом шнурке и, когда вошел служитель, то коротко кивнул ему, - зови.
Через некоторое время в кабинет владыки не вошел, а вкатился упитанный, гладенький человек с румяным лицом и черными масляными глазками. Он подошел к митрополиту под благословление и, ни слова не говоря, остался стоять возле кресла митрополита. Карамышев с недоумением поглядел на вновь вошедшего и перевел взгляд на владыку, всем видом показывая, что он ничего не понимает.
– Это Владимир Краснобаев, - пояснил митрополит, - он ведает свечным производством в нашем хозяйстве и достойный прихожанин. Милостивый государь, Андрей Андреевич, чтоб вы не подумали, будто я желаю подвергать вашу жизнь опасности или каким-то образом очернить ваше честное имя, предлагаю последний и окончательный вариант решения нашего дела. Если вы отклоните и это предложение, то... не смею задерживать.