Отрешенные люди
Шрифт:
Он для интереса прошел до дома, на который ему указала девушка, и чуть не ахнул. В глубине двора виднелся огромнейший домина на два жилья с гульбищем над нижними окнами, отделанными точеными балясинами. Под самый верх уходил конек крытой железом крыши, завершавшейся кованым шпилем, на котором была посажена металлическая фигурка лошади, поджавшей под брюхо все четыре ноги и несущейся вскачь. У Ивана ажно дыхание перехватило от увиденного, до того дом был хорош! Он уважительно поцокал языком и почесал затылок под шапкой.
– Чего вылупился?
– раздался вдруг грубый окрик. Иван увидел прямо перед собой здоровенного бородатого мужика с дубиной в руках. Видно, то был сторож или дворник купца Семухина, и ему не понравилось, что незнакомый человек остановился прямо напротив их дома.
– А чего, теперь за погляд деньги берут, дядя?
– огрызнулся, было, Иван, но мужик грозно взмахнул дубиной и зашипел сквозь зубы:
– А ну, проваливай, пока цел!
– Легче, дядя, легче, а то ведь и зашибить можешь ненароком, - на всякий случай Иван отскочил в сторону, - ты не с похмела случаем?
– Тебе-то чего?
– смягчился мужик.
– Есть малость.
– Так мы сейчас поправим это дело. Сбегать в трактир?
– Ну, коль не шутишь, то давай. Только у меня грошей нисколечко нет, вчерась с Митрием просадили...
– замялся мужик.
– А тебя самого как кличут?
– Иван Дорохин, - ответил тот охотно, с надеждой глядя на неожиданного спасителя.
– О, как! И меня Иваном, - широко улыбнулся Каин.
– Где у вас тут ближайший трактир?
– По энтой улочке пойдешь и на углу увидишь Петра Лыкова трактир.
– Жди, я скоро, - подмигнул ему Иван и скорым шагом направился, куда указал ему новый знакомец.
Он быстро нашел трактир, купил штоф пшеничного вина и пошел обратно. Мужик стоял на том самом месте, где он его и оставил, опираясь на свою дубину.
– Айда в садик, - предложил он, - там зазор в заборе есть.
Они забрались в хозяйский сад, сели прямо под деревьями; Иван Смирнов, который оказался дворником, как и предполагал Иван, принес с поварни глиняную кружку, пук лука и краюху хлеба грубого помола, в ладошке он держал щепоть соли.
– Годится?
– спросил он, отирая капли пота с загорелого морщинистого лба.
– Подойдет, - согласился Иван и налил почти полную кружку дворнику.
Тот втянул в себя воздух, поморщился и в два присеста вылил в себя прозрачное, как слеза, вино.
– Э-э-х!
– выдохнул он и отщипнул большими потрескавшимися пальцами от краюхи.
– Наливай себе, а то долго тут сидеть не выйдет, хватятся.
– Ага, - согласился Иван, но пить не хотелось, а потому спросил дворника, - знаешь, чего я подле вашего дома делал?
– Обворовать, верно, хотел. Сейчас много таких шастает, - не задумываясь, ответил тот.
– Тебя обворуешь, - притворно захихикал Иван, - как же... Как дашь дубьем своим меж глаз, и с копыт долой.
– То я могу, - широко заулыбался его тезка.
– Запросто.
– А я с девкой познакомился, с соседкой вашей, - начал объяснять Иван, - а тетка с ней шла, такая злющая... Никак не дает поговорить. Вот я и сказал, что дом твоего хозяина купить собираюсь...
– Наш, что ли?
– захохотал, не сдерживаясь, дворник. Хмель размягчил морщины на его, словно топором сработанном, лице, и речь стала более связной, не столь отрывочной.
– Денег не хватит, да и хозяин пока съезжать не собрался.
– Ну, я то для разговору придумал, - отмахнулся Иван, - а ты случаем не знаешь, что за девка через два дома от вас живет? Рыжая такая Зинаидой зовут.
– Зинка Зевакина, что ли? Федора дочка. Как не знать, хорошая девка. Отец у нее в солдатах ходит, но полк ихний на Москве стоит. Годков уже двадцать, коль не боле, службу тянет. А ты жены его не видел, Пелагеи, ударился в откровения дворник, уже сам наливая себе вино в кружку и не предлагая Ивану, - она у него из мордвинок, в девках, ох, красива была, шибко заглядывался я на нее. И Зинка в мать пошла, как есть...
– Жива мать-то?
– как бы между прочим спросил Иван.
– А чего ей сделатся?
– хохотнул дворник, облизывая красным языком губища.
– Живехонька. Только со двора редко выходить стала, давно не вижу. А Федор, он дома редко бывает, в полку строгость большая, а то пошлют в Петербург али в Кострому...
– он быстро терял нить разговора, и Ивану стало скучно впустую болтать с ним, и он спросил:
– К ним во двор с вашего двора попасть можно?
– На кой тебе?
– мигом насторожился тот.
– Обокрасть хочешь? Убью! И красть у них больно нечего, не то что у моего хозяина...
– Ой, дядя, заладил одно и то же, - сплюнул на землю Иван, - стал бы с тобой о том речь вести, коль обокрасть их захотел. Ты первый меня и выдашь. С девкой хочу пошептаться.
– О чем?
– мотнул головой уже изрядно захмелевший дворник.
– О чем шептаться? Говори, я слушаю...
– Не с тобой же мне шептаться, - засмеялся Иван, - с Зинкой хочу парочкой слов перекинуться.
– Оно можно и через наш двор. Приноси завтра еще штоф и покажу лаз. Как стемнеет, так и приходи, тихонечко в воротину брякнешь, а я услышу, запущу.
– По рукам, - встал с земли Иван и хлопнул по плечу дворника, не рискуя протягивать ему свою пятерню, которая бы наполовину утонула в лапище того.
– Больше пить не стану, до вечера оставлю, - чуть пошатываясь, встал на ноги дворник, - а ты не забудь про штоф, слышишь?
– Слышу, слышу, - отозвался Иван, пролезая через дыру в заборе.
На другой вечер он купил опять вина и положил в карман небольшие дутые сережки с бирюзовыми камешками, что были припасены у него с давних пор, и отправился к дому купца Семухина. Калитка быстро открылась на его стук, и дворник схватил его за руку, втянул во двор.