Отрешенные люди
Шрифт:
– Так-то оно лучше, а то набычился, нукать начал, - потрепала его по щеке Аксинья и, притянув к себе, чмокнула в губы.
– Пошли ко мне, мой еще два дня в отъезде будет, послали куда-то там.
Они поднялись по темной лесенке к ней в горенку, Аксинья разобрала для Ивана постель, предложила поужинать, но он отказался и сразу завалился спать, и уже через минуту блаженно захрапел. Проснулся он по старой привычке сразу за полночь и резко сел на кровати, не понимая, где он находится. Увидел тонкую сальную свечку на столе, а возле нее сидела на лавке, склонившись над столом, Аксинья и что-то перебирала руками. Сперва ему показалось, что она шьет, но, вглядевшись, увидел небольшие карты, которые та раскладывала перед собой.
– Выспался?
– спросила она, не оборачиваясь.
– Ага, - позевывая, ответил он.
– А ты, поди, и не ложилась еще? Гадаешь, что ли? Не на меня ли?
– На тебя, милый, - ответила она.
– И что же там карты говорят?
– он поднялся с кровати, подошел к столу, с интересом поглядел на ряды разномастных карт, лежащие перед ним. Казенный дом выпадал?
– А то как. Только он и сидит во всех углах да случайные встречи, расставания да проводы, да чьи-то пустые хлопоты.
– Тогда про меня, - рассмеялся Иван, - иди лучше ко мне, - и хотел притянуть Аксинью к себе, обхватил ее за плечи.
– Погоди, - остановила она, - поговорить надо.
– Давай, - покорно согласился Иван и сел обратно на кровать, приготовился слушать, о чем это станет говорить с ним посреди ночи Аксинья.
– Поняла я, что воровством ты жить не можешь, - серьезно начала Аксинья, сидя на лавке и повернувшись к нему лицом, - погубит оно тебя. Не по тебе оно...
– Ишь ты, как заговорила, - обиделся было Иван и откинулся на мягкую подушку, сощурив в усмешке глаза.
– Прямо как тот полицмейстер толкуешь. Не он ли тебя научил?
– Ваня, я тебе добра желаю, - ничуть не обидевшись, продолжила Аксиньи поджала губы, - кто тебе еще присоветовать чего доброе может...
– Уж только не ты! Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Не ты ли присоветовала мне, как бывшего нашего хозяина, Филатьева, обчистить? Ну? Не помнишь?
– Дура была, вот и советовала, - все так же спокойно отвечала она, глядя не на Ивана, а чуть в сторону, будто видела там что-то такое, чего ему видеть не дано.
– Думаешь, чего я гадала? Узнать, что ждет тебя.
– За дурака меня считаешь? Чтоб я картам верил...
– А мне поверишь?
– подняла она вверх руку, и темная тень метнулась по стене.
– Мне поверишь? Тогда слушай, чего скажу. Карты показывают тебе казенный дом, а за ним дорожка дальняя...
– И не сомневался, - попробовал отшутиться Иван, но Аксинья повысила голос и твердо договорила:
– Только стала я второй раз карты раскладывать, и опять выпал казенный дом, а за ним... не поверишь, Вань... За ним ждут тебя большие деньги и почести, чины, и власть. Слышишь?
– Не оглох пока, - грубо отозвался Иван, внимательно глядя на нее.
– Долго я думала, что бы это значило... Казенный дом, он всегда и есть казенный дом. А потом словно озарение какое на меня нашло: на службу тебе надо идти в казенный дом, в полицию проситься...
– Мне? В сыщики?
– Иван даже подпрыгнул на кровати и громко захохотал, но, спохватившись, что может разбудить кого-то из живущих по соседству, прикрыл рот ладошкой.
– Веселая ты у меня девка, ничего не скажешь. Чтоб Ванька Каин шел в полицию служить, насмешила!
– Нет, ты послушай меня, - замотала головой Аксинья, - тебе ведь цены нет. Кто, как не ты, все воровские шайки знает? Все сходы, а скольких воров в лицо узнал за это время? Многих знаешь?
– Да, поди, много, - согласился Иван, начиная понимать, куда клонит Аксинья.
– Но как только я в полицейском участке объявлюсь, то всяк меня схватит и в застенок, а там сама знаешь...
– он зябко повел плечами и опять потянулся к Аксинье.
– Погоди, погоди, Вань, дослушай до конца, - отвела она его руки, зачем тебе обязательно в полицейский участок идти? Надо идти туда, где знатные люди сидят, что выше любого полицейского.
– Это кто же у нас выше полицейского? Государыня, что ли?
– Правильно, государыня. А ниже государыни, знаешь, кто идет? Сенат. Там мне один человек сказывал, в больших чинах люди сидят, над всеми другими властями начальники. Вот если ты им по душе придешься, пообещаешь на Москве порядок навести, воровство прекратить, то назначат они тебя главным сыщиком и уже никто тебя тронуть не посмеет.
– И сам полицмейстер?
– широко раскрыл глаза Иван.
– Да, и он не тронет, коль прежние твои грехи прощены будут, и примешь ты присягу и начнешь службу. Понял?
– и она подошла к нему, прижалась мягким жарким телом и задула свечу.
12.
Целую неделю регулярно, каждый день, уходил Иван Каин к зданию Московского Сената со свернутым в трубку листом бумаги в руках. По общему решению с Аксиньей решился он подать прошение о приеме его на службу в Сыскной приказ и обещал в скором времени истребить всяческое воровство в Москве. Однако, приезжающие на службу сенаторы и словом перемолвиться с ним не желали, а от бумаги нос воротили, будто бы там кошка дохлая завернута. Один лишь и сказал, мол, требуется в присутствие все бумаги в обычном порядке подавать, через секретаря, а уж там их станут разбирать, как должно. Знал Иван это "как должно"! Год может пройти, а то и вся жизнь, пока его прошение на самый верх сенатский доползет на вороных, да если и доползет, то как на него там взглянут? Не прикажут ли обратно в острог вернуть?..
Про генерал-полицмейстера слышал он, будто бы из пожара его живым вытащили, но сильно обгорелым, дома без памяти лежит. Может, потому его, Ивана Каина, и не хватились, что бумаги сгорели, а сам генерал приказа о сыске его отдать не в силах по болезни своей. Все это было на руку Ивану, и даже то, что муж Аксиньи все не возвращался из отлучки своей и жил он у них в доме беспрепятственно, было необычайным везением. Несколько раз Иван, идя мимо богатого дома где-нибудь на Тверской или Мясницкой, прикидывал, как ловко можно ночью вовнутрь забраться, да и обчистить хозяев, но гнал от себя эти мысли и намерения, решившись отныне жить честно и без разбойных привычек. Аксинья снабдила его деньгами на мелкие расходы, и пока он ни в чем особо не нуждался. Бывая ежедневно у крыльца Сената, он перезнакомился со многими челобитчиками, что, как и он, ждали возможности подать прошение в руки кому-либо из сенаторов. Многие из них знали государственных мужей в лицо и по имени, заговаривали с кучерами и лакеями, что оставались подле господской кареты, и терпеливо дожидались их возвращения. Челядь охотно рассказывала о своих господах, добавляя при том от себя о всяческих строгостях и едва ли не зверствах тех. Иван слушал одних, переходил к соседнее карете, снова слушал и уже неплохо разбирался в старшинстве и званиях сенаторов. Более прочих он выделил для себя князя Якова Ивановича Кропоткина, который, кроме многих своих заслуг, имел еще и звание президента Сыскного приказа, но сам, судя по всему, сыском не занимался, в застенок к арестантам не ходил, а лишь разбирал жалобы на полицейских, попадающие к нему.