Отрешенные люди
Шрифт:
– Ладно, давай, попробую за такую малость продвинуть твое прошение.
Иван вытащил кожаный кошель, отсчитал деньги и сунул в руку Воробьеву, тот, даже не поблагодарив, повернулся и ушел.
– Видел, сколь за такое дело берут?
– спросил Каин.
– Я с тебя как с родного попросил. Ладно, давай остальные деньги.
– Не пойдет, - погрозил пальцем Зубарев, - когда прошение мое обратно вернется, тогда и получишь.
– Мы так не сговаривались!
– закричал на него Каин, но из помещения показалось озабоченное лицо драгуна, стоящего на карауле, и он замолчал.
Зубарев все же выдал ему пять рублей, но большее дать отказался. Каин обругал его и, не останавливаясь, пошел в знакомый кабак, находящийся неподалеку от здания Сената. Там он просидел до того часа, когда заседание закончилось и почтенные сенаторы стали разъезжаться, опромью кинулся к карете князя Кропоткина, но лакеи и близко не подпустили его к хозяину. Еще несколько раз приходил он на площадь, но все было бесполезно: князь проходил мимо, не останавливаясь, словно на Иване была шапка-невидимка. Тогда, не желая более терпеть подобного унижения, он решил прибегнуть к хитрости и, проследив за княжеской каретой, узнал, где находится дом князя Кропоткина.
Вечером он зашел с парадного хода в княжеский дом и попросил доложить князю, что прибыл по важному делу. Но его даже слушать не стали, а быстренько выставили вон. Но Каин твердо решил добиться своего и тут же зашел в ближайший кабак, заказал себе штоф вина и выпил его почти весь. У него прибавилось решимости, и он опять направился в дом Кропоткина, а когда навстречу вышел лакей, то изо всех сил врезал ему в ухо. На крик сбежалась остальная челядь, и все принялись тузить Каина в полную силу. Но он не поддавался, раздавал удары направо и налево. Тут со стороны лестницы, ведущей в покои, послышался властный голос:
– Что за шум? Кто таков?
Челядь отошла от дверей, и князь узнал в Иване просителя, что несколько дней назад подходил к нему на площади.
– По важному делу до вас, ваше сиятельство, - крикнул тот, отирая кровь с разбитого лица.
– Никуда от вас не денешься, - сморщил небольшой нос князь, - пусть проходит.
Очутившись в кабинете, Ванька принялся расписывать свои похождения, не говоря, однако, что был атаманом шайки, а изображая из себя обманутого товарищами человека. При этом он подробно называл имена всех известных ему атаманов, что и у кого те покрали, кого ограбили на улицах Москвы. Князь слушал все с большим интересом, а потом чуть поднял вверх правую руку, спросил:
– И всех их ты выдать собираешься?
– Всех до одного, ваше сиятельство.
– Интересно, интересно, - пробормотал Кропоткин, поглядывая на Каина, как на некую заморскую диковинку.
– Ни разу не слыхивал, что такое бывает. Значит, в сыщики просишься?
– В сыщики, - повторил за ним Иван.
– Хорошо, хорошо, - покрутил тонкими пальцами локон парика князь, приходи в это же время ко мне завтра, дам тебе ответ.
Радостный Иван выскочил на улицу и побежал быстрее к дому Аксиньи, чтоб сообщить ей о случившемся. Но, еще не дойдя до знакомого поворота, где находилась лавка аптекаря, увидел Аксинью, спешащую навстречу к нему.
– Ко мне нельзя, муж вернулся, - пояснила она, - пойдем, определю тебя к одной знакомой.
– Особой радости после рассказа Каина о свидании с князем она не выказала и, приведя его на квартиру какой-то своей то ли дальней родственницы, то ли просто старой знакомой, холодно простившись, ушла.
На другой день в назначенный час Каин входил в дом князя и был принят как важный посетитель. Однако сам князь долго разговаривать с ним не стал, а, сунув грамоту с красной сургучной печатью, проговорил:
– Завтра явишься в Сыскной приказ и отдашь полковнику Ключареву, - дав понять, что на этом разговор окончен.
Так Ванька Каин добился своего и с тех пор стал числиться московским сыщиком, наводя ужас на бывших товарищей и остальных московских воров.
13.
Иван Зубарев сидел в небольшом уютном кабачке в пяти минутах ходьбы от здания Сената. Пошел уже второй месяц, как он жил в Москве в ожидании разрешения на разработку золотых приисков, которые он непременно надеялся найти на Урале. Он уже начал подумывать, что, если только через пять-шесть дней не получит проклятого разрешения, то вернется обратно в Тобольск и следующим летом на свой страх и риск займется приисками, как говорили старатели на Урале, "диким способом". Будь что будет! Надоело обивать пороги, кланяться каждому маломальскому ярыжке и подьячему, сорить деньгами направо и налево, а денег, денег осталось ровно на обратную дорогу, да и то призанять придется у знакомых купцов, с которыми ведут дела в Москве братья Корнильевы.
Он остановился в самом дешевом московском околотке, на Пресне, жил впроголодь все это время, но деньги непрерывно таяли, уходили на сторону, словно из дырявого кармана орехи сыпались. Сенатский служитель Петр Воробьев каждый день обещал Ивану скорое решение, а сам все косился по сторонам, делал испуганное лицо, всем видом показывая, как он рискует, и еще просил денег на непредвиденные расходы. Но Ивану Зубареву просто нечего было дать ему, и, может, поэтому дело застряло в сенатских кабинетах, а может, прошение его не ушло дальше стола вороватого и заносчивого Воробьева. Как знать.
Иван оторвался от своих печальных раздумий, поднял глаза от стола, глянул на дверь и с удивлением увидел, как в кабак ввалился его недавний знакомец, назвавшийся Иваном Каином. На нем был новенький суконный кафтан, черная кожаная шляпа с медной пряжкой, шпага на поясе и большая полицейская бляха на груди. Вслед за ним вошли еще двое с такими же бляхами на кафтанах и при шпагах. Каин остановился на пороге, обвел взглядом прищуренных глаз полутемный кабак и увидел Ивана Зубарева.
– Кого я вижу!
– закричал он и направился к его столу, хлопнул по плечу и уселся, не спросив разрешения, напротив, махнул рукой своим спутникам, приглашая и их, - айда сюда, ребята.
Следом за Каином подошли два худых с испитыми лицами мужика средних лет. Роднили их бегающие глаза и то, как пришибленно держались они, беспрекословно слушаясь во всем Каина, почитая того за главного.
– Кувай, - ткнул он пальцем в сторону одного, - а это - Легат, оба под моим началом, слухают меня, как батьку родного.
Иван Зубарев подавленно молчал, не испытывая особой радости от встречи, но это ничуть не смущало Каина. Он поманил к столу полового, велел принести четверть пшеничного вина и закуски, упер руки в колени и, уставясь на Зубарева, спросил насмешливо: