Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Они еще два часа пробыли в доме, но ничего важного, такого, как фотографии и права, они не обнаружили. Хилари стало дурно, когда она представила себе, что ее водительские права едва не оказались в этой же обувной коробке. Каждый раз, когда Хилари открывала следующий ящик или шкаф, ей казалось, что вот-вот оттуда вывалится гнилая женская голова с воткнутой в нее острой палкой. Хилари облегченно вздохнула, когда обыск закончился.
На улице Лавренски спросил:
— Вы втроем отправляетесь завтра к коронеру?
— Меня не считать, — сказала Хилари.
— Нет уж, спасибо, — был ответ Тони.
Джошуа сказал:
— Нам там нечего делать.
— Когда мы встретимся, чтобы осмотреть второй дом? — спросил Лавренски.
Джошуа ответил:
— Мы втроем отправимся туда с утра и откроем все окна. Дом простоял закрытым пять лет. Его необходимо проветрить, если мы хотим провести там несколько часов. Почему бы вам не присоединиться, как только вы вернетесь от коронера?
— Хорошо, — ответил Лавренски. — Увидимся завтра. Может, лос-анджелесская полиция схватит в эту ночь мерзавца.
— Может, — сказала с надеждой Хилари.
Далеко в горах прогремел гром.
Бруно Фрай проговорил вслух полночи, решая, как ему расправиться с Хилари-Кэтрин.
Уже под утро он уснул при зажженных свечах. Тонкие струйки дыма поднимались от горящих фитилей, язычки пламени бросали на стены резкие зловещие тени, отражавшиеся в неподвижных глазах мертвеца.
Джошуа Райнхарт никак не мог заснуть в эту ночь. Он переворачивался с боку на бок, крутился, сбивая ногами простыни. В три часа ночи он поднялся и налил себе двойное виски и залпом осушил бокал. Но и это не помогло ему. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким после смерти Коры.
Хилари несколько раз просыпалась за ночь. Однако для нее время мчалось стрелой и не стояло на месте. Хилари никак не могла избавиться от чувства, что где-то совсем рядом пропасть, и она, как слепая, ходит по краю бездны.
Перед рассветом, когда Тони открыл глаза, Хилари повернулась к нему:
— Люби меня.
На полчаса они растворились друг в друге, позабыв обо всем. Сладкое, нежное, мягкое слияние. Она сказала потом:
— Я люблю тебя.
— Я тебя люблю.
— Что бы ни случилось, — сказала Хилари, — но в эти дни мы были вместе.
— Нет, не говори так.
— Но... нельзя ничего знать наперед.
— Впереди у нас долгие годы. Годы, годы и годы вместе. Никто не отнимет их у нас.
— Ты так спокоен и уверен в себе. Почему мы не встретились раньше?
— Все дурное уже позади. Теперь мы знаем правду.
— Но Фрая еще не поймали, — сказала Хилари.
— Поймают. Он думает, что Кэтрин — это ты, и поэтому крутится возле Вествуда. Он обязательно приближается к дому, чтобы узнать, не вернулась ли ты домой. Рано или поздно наблюдатели его засекут. И все будет кончено.
— Обними меня. Как хорошо.
— Да. Когда ты в объятиях.
— Да. Мне уже лучше.
— Все будет прекрасно.
— Пока ты рядом.
— Нет, всегда.
Небо низко опустилось к земле темными облаками. Вершины гор были невидимы за пеленой утреннего тумана.
У могилы, засунув руки в карманы брюк и спасаясь от утреннего холода, стоял Питер Лавренски.
Разрыхлив землю, могильщики стали раскапывать могилу Бруно Фрая. Копая, они ворчали, недовольные тем, что их разбудили ни свет ни заря, не дали позавтракать и пригнали сюда, даже не накинув ничего за все перечисленные неудобства. Однако шерифа им не удалось разжалобить; он только и знал, что поторапливал их.
В 7.45 Эврил Таннертон приехал с Хари Олмстедом в специально оборудованном фургоне. Они пошли по зеленому склону. Хари Олмстед по своему обыкновению был мрачен, но Эврил Таннертон добродушно улыбался, вдыхая полной грудью свежий воздух, словно совершал обычный моцион.
— Доброе утро, Питер.
— Доброе утро, Эврил, Хари.
— Сколько еще они будут копать? — спросил Таннертон.
— Сказали, минут пятнадцать.
Вскоре один могильщик вылез из могилы и сказал:
— Готово.
Гроб был прикреплен к цепям, и тот же самый механизм, который опустил его в землю, теперь вознес на поверхность гроб Бруно Фрая. К бронзовым пластинкам и ручкам прилипла влажная глина, однако весь корпус еще блестел, не успев потемнеть от времени.
Таннертон и Олмстед погрузили гроб в фургон.
— Я поеду за вами к коронеру, — сказал шериф.
Таннертон засмеялся:
— Питер, обещаю тебе, что мы не собираемся похищать останки мистера Фрая.
В то время как на кладбище выкапывали гроб, в доме Райнхарта завтракали. Наскоро перекусив, Тони и Хилари сложили посуду в раковину.
— Потом помою, — сказал Джошуа. — Сейчас поднимаемся наверх и проветриваем дом. Должно быть, там черт знает какая вонь. Надеюсь, что коллекции Кэтрин не пострадали от плесени. Тысячу раз я предупреждал об этом Бруно, но ему, казалось, было все равно... — Джошуа умолк. — Вы слушаете меня? Конечно, если бы все сгнило, он и минуты не жалел бы о случившемся. Именно от того, что вещи принадлежали Кэтрин, он вовсе не заботился о них.
Они поехали на машине. День был пасмурный и с неба лился серый свет.
Гилберт Ульман еще не приходил. Ульман был механик в компании Фрая и в его обязанности входило обслуживание подъемника.
Ключ от него висел на крючке в гараже. Ночной сторож по имени Януччи, узнав Джошуа, быстро сбегал и вернулся с ключом.
Джошуа провел Хилари и Тони на второй этаж большого корпуса винзавода: они прошли по коридору, мимо кабинетов администрации, свернули налево, пересекли просторное помещение лаборатории и оказались перед массивной дубовой дверью на железных петлях. Открыв ее, они вошли в маленькую комнату без стены. Вместо нее был приделан металлический навес, чтобы дождь не попадал внутрь помещения. У самого края стояла четырехместная кабинка фуникулера.