Отродье
Шрифт:
– Малко Велебич?
– спохватившись, поклонился Горазд.
– Прости, светлый князь, не признал сразу, темно.
– Темно? Татю да изменщику темнота - мать родная, - нахмурился Малко. – Наслышан батюшка о неверности и подлости твоей, и велено мне смерти тебя предать. Не ждал, что сам на казнь явишься. Оттого дарую тебе смерть легкую.
Малко потянул из ножен меч, и Горазд пал пред ним на колени.
– Выслушай, княже! Выслушай, уж потом решай – смерти аль живота мне даровать. Не предательством моим Белоречье пало, а Велизаровой безрассудностью и самонадеянностью. Не открой
Засмеялся княжич.
– Опоздал ты, воевода. Уж измыслено всё. Половчей тебя человек в Белоречье имеется.
– Ты про Русаву с подругами её? – не поднимая головы, вкрадчиво молвил воевода.
– Чего ж баба такого надумать может, что мужу боярому и воину не по уму?
Удивился Малко, но виду не показал.
– Того, что сторожа гаврановы на питие падки, а в брагу нынче зелье сонное влито. Где дозоры стоят, нам теперь ведомо, туда наперво и нагрянем. А на заре бабы, коих ты глупыми мнишь, ворота нам отворят.
– Глупые и есть. Стража до зари сменится. Не откроют бабы ворота, сами полягут от мечей. И воинство твоё напрасно к стенам подойдет, лишь выкажет себя. Мой-то план вернее будет.
Поглядел Малко на согбенную, напряженную спину воеводы недолгое время, вернул меч в ножны. Выдохнул Горазд, поняв, что миновала гроза.
– Поднимись, - сказал Малко.- Сказывай, что надумал.
Выпрямился Горазд, глянул на Малко впрямую.
– Проведу тайным ходом десяток твоих воев в городище, они стражу положат и ворота откроют. Но идти сей же час надобно.
– Ты уж отворил раз ворота, - поморщился княжич.
– Как тебе верить-то?
– Твоя воля, князь, коль не веришь мне. Но будь я тем, кем счёл ты меня, висела бы Русава нынче с мальцом своим на воротных столбах, и подруги её обок, с обгорелыми пятками опосля допроса пристрастного. И ждали б тебя не спящие хмельные сторожа, а пращники да лучники на заборолах.
Долго думал Малко, глядя на воеводу, прикидывая и так и эдак.
– Для себя чего просишь? – вымолвил наконец княжич.
– Слова твоего, что меня и Олелю не тронешь.
Усмехнулся Малко, склонил голову набок, кивнул.
– Ну, так вот тебе моё слово – ни тебя, ни княгиню я не трону.
Повернулся Малко к дружинникам своим.
– Баян, бери людей, ступай с ним. Как сладите всё, сигнал дашь и ворота нам откроешь. А ежели чего худого воевода измыслил – головы его лиши.
Исчезал, теряясь средь могучих стволов свет факелов уходящих с воеводой дружинников.
– Неужто спустишь ему вероломство, Велизару жизни стоившего? – глядя вслед удаляющемуся Горазду, спросил Избор у княжича.
– Люба мне на моё благо измена, да отвратны изменники, - прищурился Малко.
Глава 16
К лазу над обрывом шли в темноте кружным путем, через затон плыть большим числом было опасно. Пробирались по пояс в стылой воде, хоронясь в прибрежных зарослях, поглядывая на небо – не светлеет ли небосвод, не румянятся ли зарницы. Оказавшись под стеной,
Один за другим взбирались наверх ратники, проныривали сквозь прореху в ограде. Надевали тетивы на луки и, повинуясь тихим приказам и жесту руки Баяновой, бесшумно рассыпались по городищу, растворялись в темноте улиц, уж подернутым предутренним туманом, устремляясь к сторожевым постам.
Последним у лаза остались Баян и воевода.
– Веди меня к потайной дверце, через кою гавранов завёл, - сказал гридь.
– Ежели вороний князь бежать вздумает, так непременно к ней явится.
– Погодь, лаз заделать надобно, - ответил Горазд, и, нагнувшись, вытянул и спрятал лесенку, установил на прежнее место горбыль, присыпал его землей и утоптал.
Баян ждал, отступив на несколько шагов и скрывшись в тени настила. Закончив, воевода кивнул Баяну и они побежали прочь, прячась в тени навесов, зданий и заборов.
Тем же поздним вечером в княжеской гриднице, тешась вином и родными песнями, гулял Марга со своими товарищами. Но давно уж и гульба не веселила, и вино не хмелило, и девицы белореченские не прельщали отчаянных воинов. Полны были мешкии котомки золота, серебра и дорогих каменьев, но не торопился Марга, по гавранову обычаю обобрав городище, вернуться домой. Прервав песню, взглянул на вождя Гутир, один из его воинов.
– Марга! Сколь еще тут «княжить» собираешься? Сидишь в городище, ровно кур у двора. Крылья свои широкие вольные к бабьей юбке привязал? Корабли скоро в тине канут, водорослями обрастут – не сдвинешь. Кой срок еще тут сидеть будем? Или зимовать здесь собрался? Добра довольно взяли, не пора ли в родные края?
Грохнул Марга кружкой о стол так, что раскололся дубовый сосуд.
– Я князь тутошний! Иль забыл, как Варуна меня поименовал?
– Вождь в насмешку над княгиней оное сказал, а ты взаправду шутку его принял. Бери с собой свою бабу, коль так люба тебе, да выводи в чистую воду корабли, поплывем до дому.
Схватил Марга обломок кружки да и швырнул в воина.
– Какая она тебе баба? Светлая княгиня Олеля! А я – князь! Вон пошел!
Уклонился от обломка гавран, вспыхнули глаза обидой. Вскочил и вышел из гридницы, грохнув дверью. Покинув терем, долго сидел Гутир на крыльце, негодуя на Маргу. А потом побрел на другой край Белоречья, туда, где с настила у ограды виден был затон и недвижные корабли, словно тоскующие по вольному небу птицы, привязанные за лапы к насестам.
И случилось Гутиру, миновав амбар, выйти к ограде с лазом, как раз в тот миг, когда заделывал его Горазд по возвращении.Хотел сперва Гутир окликнуть воеводу, но передумал, и, притаившись за углом, смотрел, как копается тот торопливо, что-то делает у самого основания частокола.