Отряд апокалипсиса
Шрифт:
Лес… по крайней мере, эта его часть, несомненно, была осквернена. Хотя и не до конца — не до полной гибели или уродования всего живого. Но как нельзя быть немножко беременной, так и наличие поблизости даже малого количества Скверны вынудило посланцев мастера Бренна надеть защитные амулеты.
Леону, увы, амулета не досталось — не было у Равенны, Сиградда, Освальда и сэра Андерса с собой лишнего. Точнее, был запасной, но один. И пошел на замену тому, который Равенна по неосторожности оставила в оскверненной пещере.
Впрочем, с другой
Нельзя было, впрочем, сказать, что и посланцы мастера Бренна были полностью довольны своим проводником. То есть, конечно, должное его умению они отдавали — Равенна даже как-то употребила применительно к Леону слово «талант». Но в то же время охотник вызывал подозрения, особенно у Освальда. Причем поводы для недоверия за время пути только множились.
Странным казалось уже то, что Леон вызвался помочь людям незнакомым. И которые сами же его предупредили, что избытком денег не избалованы. А значит, отправляясь с ними в путь, новоявленный проводник не мог рассчитывать на достойное вознаграждение. Особенно в свете того, что путешествие в компании посланников мастера Бренна не обещало быть легкой увеселительной прогулкой.
Да, Леон говорил об услуге — некой, не названной им самим, услуге вооруженных людей, в которой он-де нуждался. Но это объяснение отнюдь не развеивало подозрений. Но, скорее, даже усугубляло их своей неопределенностью, недосказанностью.
Второй камешек в стену недоверия между проводником и подопечными… ну или хотя бы одним Освальдом был заложен, когда, уже в лесу, Равенна впервые воспользовалась амулетом поиска Скверны на глазах у Леона. От бывшего вора не укрылось, как изменился в лице охотник, как насторожился и подобрался при виде диадемы и, тем более, когда волшебница водрузила ее на голову, а рубин в форме глаза осветился изнутри вроде как сам собой. Определенно, то обстоятельство, что кто-то из этой четверки еще и владеет волшбой, явилось для Леона сюрпризом — и сюрпризом неприятным.
Хотя, казалось бы, что плохого? Ведь шансы пережить встречу с жуткой тварью в этом случае вроде как повышались.
На ближайшем же привале, отозвав Равенну за деревья, Освальд шепотом поделился с ней плодами своей наблюдательности. Но, к досаде бывшего вора, волшебница, казалось, не заметила в поведении проводника ничего подозрительного.
— Это еще ничего, — с ироничной улыбкой молвила она, — мог бы святыми символами начать себя осенять… или даже побежать к инквизиторам — ябедничать. В моем родном Каллене, во всяком случае, народ чаще всего поступал именно так… когда с колдовством сталкивался. Да и не только в Каллене, я думаю
— Не знаю, — Освальд пожал плечами, — я так, наоборот, обрадовался, когда впервые тебя за работой увидел.
— Потому что, не появись я, тебя бы повесили, — напомнила Равенна.
— Не только, — бывший вор
Но не подозрительность Освальда. Из прежней — до встречи с Дедулей-Бренном — жизни бывший вор успел вынести простое правило: «Если что-то плохое может случиться, оно непременно случается». Следование этому правилу, а вернее, способность предвидеть неприятности, помогало выживать, заодно преуспевая в своих далеко не праведных делишках. А в петлю Освальд чуть не угодил оттого, по собственному мнению, что ослабил бдительность. Попробовал просто наслаждаться жизнью, а не смотреть на мир, как на один сплошной вражеский стан, где каждый шаг грозил смертью.
Теперь же, смерти избежав, он старался больше не повторять этой ошибки. Даже когда напускал на себя легкомысленно-самоуверенный вид. Старался… хотя не всегда получалось.
Вновь теплящийся огонь смутных подозрений вспыхнул в душе Освальда ближайшей же ночью. Когда шел его черед бодрствовать да стеречь сон спутников. И когда проснувшийся Леон вздумал отлучиться, как он сам сообщил, «по нужде». Сообщил-то, сообщил… да только отсутствовал охотник почти час.
«Это ж какое недержание на бедного напало!» — с иронией подумал бывший вор, при свете костра глядя на вернувшегося, наконец, охотника.
Да только, увы, обратить эту странность в шутку он позволить себе не мог. Поделиться подозрениями с соратниками, впрочем, тоже не сподобился — то ли не нашел удобного момента, то ли просто не успел.9
— Мы уже близко, — произнесла Равенна вполголоса, снимая в очередной раз с головы волшебную диадему-амулет.
Могла и не говорить. Ее спутникам все было понятно и без слов, тем более — без волшбы. Чай, не слепые. А зрелище, открывшееся перед пятеркой путников, было поистине печальным и зловещим.
Встречавшиеся все чаще проплешины в траве — пятна оскверненной и мертвой земли — слились теперь в обширное поле. Несколько гектаров, напрочь лишенных всякой жизни… вернее, одно живое существо здесь наверняка обитало. Но люди, пожаловавшие в это царство мертвой серости, предпочли бы увидеть оную тварь мертвой.
Из темно-серой, потрескавшейся, с зеленоватым, как у плесени, отливом земли торчали стволы мертвых деревьев — почти черные, словно обугленные; порой неестественно искривленные. Из-за них оскверненная земля напоминала шкуру исполинского зверя, истыканную стрелами.
Выступая из трещин, над мертвой землей низко стелился легкий грязновато-белесый туман.
Защитные амулеты нагрелись настолько, что, казалось, еще немного — и прожгут в одежде дырку.
— На твоем месте я бы остался ждать здесь, — предложил Освальд, обратившись к проводнику на границе поля оскверненной земли, — у тебя ни оружия подходящего нет, ни…
— В общем, ты свою работу сделал, — вторил Андерс фон Веллесхайм, — сделал, что мог, и мы тебе за это благодарны. А теперь… лучше не испытывай судьбу.