Отряд скорби
Шрифт:
Хлоя утвердительно кивнула.
– Дело не в президенте, а в Карпатиу. Если он является тем, за кого мы его принимаем - а мы все считаем, что так оно и есть - вскоре он станет более могущественным, чем президент США. Один из вас, или вы оба, должны находиться около него, причем, как можно ближе.
– Однажды я уже был близко от него, - выпалил Бак.
– И этого более, чем достаточно.
– Если речь идет о твоей собственной чистоте и безопасности, настаивала Хлоя, - я вполне понимаю те чувства, который пришлось тебе пережить, Бак. Но если около Карпатиу не будет ни одного здравомыслящего человека, он
– Но как только я раскрою то, что происходит на самом деле, - ответил Бак, - он тут же расправится со мной.
– Возможно, это произойдет. Но может быть, Бог защитит тебя. Может быть, у тебя будет возможность рассказать о том, что происходит только нам, а мы распространим это среди верующих.
– Но я должен буду предать все принципы журналистской этики, которыми дорожу.
– Разве они выше, чем твоя ответственность перед братьями и сестрами во Христе?
Бак не сразу нашелся, что сказать. Это была как раз одна из тех черт в характере Хлои, которые ему нравились. Однако с самого начала журналистской карьеры в нем так укоренились честность и независимость, что вряд ли он сумел бы не проявлять эти качества в своих поступках. Бак не мог представить, как он сможет быть журналистом, тем более издателем, находясь на содержании у Карпатиу.
Брюс неожиданно выскочил из-за стола и обратился к Рейфорду. Бак обрадовался, что его пока оставили в покое, но ему нетрудно было понять, что почувствовал капитан.
– Мне кажется, что тебе легче решиться, Рейфорд, - сказал Брюс.
– Ты можешь выдвинуть некоторые условия, например, чтобы тебе дали возможность жить здесь, если это важно для тебя, а там посмотреть, насколько серьезно они настроены.
* * *
Рейфорд был потрясен. Он бросил взгляд на Бака.
– Если мы будем голосовать, то получится три против одного, так?
– То же самое я могу спросить у тебя, - откликнулся Бак. По-видимому, все считают, что мы должны дать согласие на сделанные нам предложения.
– Может быть, тебе и следует, - ответил Рейфорд не то всерьез, не то в шутку. Бак рассмеялся.
– Я уже склоняюсь к тому, чтобы признать, что был слеп.
Рейфорд не знал, что и думать, и так и сказал. Брюс предложил, чтобы они все помолились, преклонив колени - они часто молились так, но в одиночку, а не всей группой сразу. Брюс передвинул свой стул к другому концу стола, все четверо повернулись и опустились на колени. Рейфорда всегда глубоко трогали произносимые вслух слова молитв. Ему хотелось, чтобы Бог отчетливо сказал ему, что нужно делать, но во время молитвы он просто попросил, чтобы Он просветил их всех.
Опускаясь на колени, Рейфорд остро почувствовал потребность всем своим существом подчиниться Господу. Отказ от всего, чем он так дорожил: тщательно оберегаемых логических построений, личных мотивов и привычек, должен стать обыденным делом. Рейфорд согнулся и опустил голову на грудь. Он почувствовал себя перед Богом таким ничтожным, таким несообразным, что, казалось, ниже и пасть нельзя. Но вместе с тем он ощущал легкость и покой; казалось, его душа взлетела куда-то вверх, оставив далеко внизу свои земные дела и заботы.
Брюс молился вслух, но внезапно он остановился, и Рейфорд услышал, как пастор тихо заплакал. У Рейфорда комок встал в горле. Конечно, он тоже потерял жену и сына, но все
Рейфорд утратил представление о течении времени. Он лишь смутно сознавал, что в течение нескольких минут они не произносили ни слова. Никогда еще он так живо не ощущал присутствия Бога. Такое же чувство чувство пребывания на Святой земле - испытал, должно быть, Моисей, когда Господь сказал ему, чтобы он снял обувь. Наконец ощущение святости и бесконечного могущества Бога стали настолько невыносимы, что Рейфорду захотелось провалиться сквозь пол, чтобы укрыться от проницающего все его существо взора.
Капитан не знал, сколько времени он пролежал там, молясь и вслушиваясь. Потом он услышал, как поднялся Брюс и, напевая мелодию гимна, занял свое место. Вскоре и остальные запели вслед за ним и заняли свои места. Глаза у всех были полны слез. Наконец Брюс заговорил:
– Мы все испытали нечто совершенно необыкновенное, - начал он.
– Я думаю, мы должны запечатлеть эти переживания в наших сердцах и вернуть то, что мы получили, Богу и друг другу. Если между нами существует что-то такое, в чем нужно исповедоваться и получить прощение, не уходите отсюда, не сделав этого. Хлоя, в прошлый раз вы настойчиво задавали не совсем понятные мне вопросы.
Рейфорд посмотрел на Хлою.
– Прошу меня простить, - быстро ответила она, - это было недоразумение. Теперь мне все стало понятно.
– Значит, нам не нужно специальное обсуждение вопросов сексуальной морали в период скорби? Она улыбнулась.
– Мне кажется, теперь в этом вопросе все ясно. Однако, есть еще кое-что, что я хотела бы выяснить. Прошу простить меня, что задам этот вопрос в присутствии других.
– Пожалуйста, - ответил Брюс, - задавайте любой вопрос.
– Я получила букет цветов от анонима и хотела бы знать, не был ли он послан кем-либо из находящихся здесь.
Брюс посмотрел по сторонам.
– Бак, не вы ли?
– Нет, не я, - поджал губы Бак.
– Меня уже подозревали в этом.
Когда Брюс посмотрел на Рейфорда, тот только улыбнулся и покачал головой.
– Тогда остаюсь только я, - сказал Брюс.
– Вы?
– спросила Хлоя.
– Разве не так? Вы же ограничили круг подозреваемых исключительно теми, кто находится в этой комнате.
Хлоя утвердительно кивнула.
– Я думаю, вам придется его расширить, - сказал Брюс, краснея.
– Я к этому не причастен, хотя и польщен, что попал в число подозреваемых. Жаль, что такая мысль не пришла мне в голову раньше.