Отсталая
Шрифт:
— Что вы так задумались, Марья Петровна? — обратился в один вечер Налетов к Маше, сидевшей задумчиво поодаль от собравшегося кружка гостей Ненилы Павловны.
— Я? да так, Бог знает, какая-то путаница мыслей в голове. Впрочем, главная мые. ль была та, что вот вы скоро уедете и я уеду, останусь одна…
— Я вам по почте книг пришлю.
— Благодарю вас.
— Ведь согласитесь, что это большое утешение.
— Конечно, я буду их читать, пока не пойму и не выучу наизусть… А там что после? — спросила она.
— Ах, люби меня без размышлений,
Без
запел Арбатов в другой комнате, будто в ответ. Он недавно сочинил музыку на эти слова.
— Слышите? — сказал Налетов, — после будет любовь, разные встречи в жизни, умственный труд, борьба…
Они умолкли и задумались.
— Отчего так грустно бывает подчас? — спросила Маша.
— Оттого, что жизнь сложилась ложно. К ним подошел Арбатов.
— Вот Марья Петровна спрашивает, отчего ей грустно, — обратился к нему Налетов.
— Оттого, что сердце требует своих прав и хочет счастья, — отвечал Арбатов. — Ведь так? — спросил он Машу.
— Кто ж не хочет счастья? — отвечала она, отходя к окну и приглашая за собой улыбкой и взглядом Налетова и Арбатова.
— Но не всякий понимает его, — отвечал Арбатов.
— Вы, Никанор Васильевич, как понимаете счастье? — обратилась Маша к Налетову.
— Трудный вопрос. Долго вам объяснять мое счастье. Счастье лукаво. Я за ним не гонюсь.
— А по-моему, — сказал Арбатов, — то счастье, когда душа, проникнутая блаженством высокого чувства, становится выше мелочных забот, печалей; когда человеку делается так хорошо, что он ничего не понимает и не знает кроме этого; когда внутри и извне все поет для него и сияет, все примиряется и сливается в один чудный, звучный, восторженный аккорд…
— Ну, это не по моей части: что-то слишком высоко, — сказал Налетов и отошел.
— Он этого не понимает, — сказала Маша.
— Он уж чересчур сурово смотрит на жизнь, — отвечал Арбатов, — он выбрасывает на все слишком мрачный покров. Нет, есть в жизни светлые праздники, незаменимые минуты…
— Когда ж это бывает?
— Что? — спросил Арбатов рассеянным голосом человека, подавленного иной тайной мыслью, которую он боится высказать.
— А вот это счастье, о котором вы говорите!
— Когда любишь и когда любим, — отвечал он, посмотрев на нее пытливо и тревожно.
— А любить и не быть любимой… ведь это уж несчастье?
— О, вы этого не испытываете!
— Почему же?
— Я не знаю и сам почему, но я в этом уверен. Мне с некоторых пор как-то верится во все прекрасное, лучшее в жизни человека. О вечная загадка жизни — любовь! блаженство и мука, сомненье и надежда… все так перепутано.
— А разрешить сомненье нельзя?
— Можно, но ошибка страшит. Оба замолчали.
— Как вы бледны и грустны! — заговорил он с нежным участием. — Здоровы ли вы? Вы себя не бережете, не осторожничаете. Третьего дня, когда мы катались в лодке, вы были так легко одеты, а вечер был сырой, прохладный. Не затворить ли окно? и теперь довольно сыро. Ведь наше северное лето не ласково. Ах, так бы я вас и перенес на юг, под другое небо. Право, я затворю окно.
— Нет, пожалуйста, не беспокойтесь; вечер так хорош: сколько звезд! и как луна спокойно и тихо плывет. Уж теперь август, скоро и осень. Какая тоска!
— Вот, — сказал
— Не скорей вашего, вероятно.
— Благодарю вас за это слово, отрадными минутами. Я вам обязан многими
341
— Вы? Уж кому говорить это, так мне. А что я для вас такое? Чужая, жалкая, необразованная девушка.
— Вы не верите в родство души, в симпатии чувств?
— Верю! — отвечала Маша, и голос выдавал ее волнение.
— Ну так вы мне не чужая, верьте.
Она посмотрела ему в ответ таким взглядом, что у Арбатова упало сердце и захватило дыхание. Он быстро придвинул к ней свой стул; Маша вздрогнула и сделала невольно движение от него.
— Я вас испугал? — спросил он тихо. — Вы точно боитесь меня.
— Иногда себя боишься, — сказала Маша. И сказав это, отошла от него и присоеди-нилась к кружку разговаривающих. Арбатов посмотрел ей вслед с той выразительной улыбкой, в которой мелькает и приятная догадка, и желание узнать еще более…
Маша была как в тумане; она говорила и действовала автоматически. Ей было хотелось казаться большой и удалиться, но она боялась потерять и минуту его дорогого для нее присутствия. Ей казалось в тот вечер, что если бее обрекли целый век смотреть на него и слушать его, она почла бы себя счастливейшей из смертных. Налетов сурово указывал ей жизнь и ее требования; он разоблачал перед ней все темное, ложное, трудное; вызывал ее на борьбу, пробуждал ее ум; отгонял рой обманчивых грез и звал навстречу знаниям и труду. А он, Арбатов, как будто вводил ее в роскошный, светлый храм, где должна была разгадаться для нее великая тайна существования, та вечная загадка мира, которая мучит и притягивает и дает смелость дрожащей рукой приподнять темную завесу неизведанного блаженства.
— Боже! что это со мной! — думала Маша несколько дней спустя, ходя по своей комнате, которую Ненила Павловна постаралсь ей устроить со вкусом и комфортом. — Это точно болезнь какая! Все он, везде он! Что бы я ни делала, о чем бы ни думала — все он! С тех пор как увидала его, точно я заколдованная. И не думать о нем стараюсь. Вчера утром даже не вышла в гостиную, когда он был; ничто не помогает — еще хуже, еще тошнее! Умереть было бы, может, лучше. Вот, видно, угадал Никанор Васильич, что я исковеркаю, изломаю свою душу. А из чего, для чего? Неужели так и расстаться в сомнении! И не будет он даже знать, люблю ли я его. Можно с ума сойти. Нет, не совладать мне с собой; нет, уж это роковое. Пусть так и будет. Век прожить и счастья не узнать — это ужасно! А кто мешает? Может быть и прав Никанор Васильич!..
Она вышла в гостиную. Ненилы Павловны не было дома. Маша опустилась на диван усталая, точно разбитая. Бледный поздний луч осеннего заката пробивался в комнату и так кротко и мягко отражался на предметах… Молодая девушка закрыла глаза. Чудная нега разлилась по всему существу ее. Перед ней замелькали заманчивые картины, ей послышался знакомый голос. Полусон, полубред оковал ее.
— Милый! — произнесла она вдруг, склоняясь к кому-то невидимому, но близкому! — милый! как я люблю тебя!..
Она опомнилась от своего движения, любопытно осмотрелась кругом и снова закрыла глаза.