Отступник
Шрифт:
– Здравствуй, Лёня, — сказал шаман, не оборачиваясь, в голосе его проступала веселая хрипотца. — И тебе, здравствуй, незнакомый пацанчик.
– Привет, Ян, — ответил судья. — Мы тебя очень ждем.
– А я вот ждал хорошего улова, и дождался-таки! Зурелана, с хвостом вот такой ширины, поймал, — мужчина, все также сидя спиной к собеседникам, развел руки в стороны. — Так что присылай своих землепашцев, пусть заберут долю.
– Это всенепременно, это здорово, что ты вернулся с уловом, но вот только скажи мне, пожалуйста, — Дрожжин нахмурился, — разве в твоем клане мало охотников и рыболовов?
– Что-то ты много наговорил, придется отвечать по пунктам. — Ян, наконец, соизволил повернуться к собеседникам. — Во-первых, поймать зурелана с хвостом вот такой ширины может только шаман, во-вторых, Таганрогский залив — это никакое не открытое море, а в-третьих, для нашей общины начинаются самые что ни на есть благоприятные дни, я бы сказал, благоприятные месяцы, нет, даже благоприятные годы, ну и в-четвертых... — шаман, убрал с небритой щеки налипшую прядь, — в-четвертых... ага, кажется, все. Остановимся на трех пунктах.
Олег очень удивился, увидев резкие морщины на загорелом лице, заросшем недельной щетиной, и подумал, что этот человек намного старше пятидесяти лет, но больше всего поражали глаза Яна — лучащиеся смехом, но в то же время непроницаемо черные. Казалось, это бездна, которая могла затянуть вниз. А еще у шамана был почти идеальный римский нос, совершенно не вяжущийся с обветренными потрескавшимися губами. От такого несоответствия пересыхало в горле, тянуло под ложечкой и создавалось ощущение полной непредсказуемости.
– Интересно узнать, а почему ты полагаешь, что для нашей общины настали хорошие времена?
– Примета сработала, — шаман сделал серьезное лицо. — У меня вчера под вечер начался понос, заметь, он случился в море! А значит, нас ожидает счастье. Я так сильно дристал, что думал — сдохну, чуть мозг не высрал.
От этих слов Олег чуть не заржал в голос, сдержавшись из последних сил, чтобы не проявить неуважения, но вообще-то он был поставлен в тупик: представить, чтобы кто-то из старейшин, не говоря уж о властителях Лакедемона сказал что-то подобное?!
– По-моему, ты его все-таки высрал, — засмеялся судья. — Ну, а кроме шуток, мы срочно собираем Небесную Канцелярию. У нас два пленника. Необходимо решить их участь.
– Это... — Ян сощурился, и, выставив указательный палец, попеременно тыча то в Олега, то в Дрожжина, остановился на юноше, — за ним гнались?
– Да, — кивнул жрец, — группа преследователей была больше, но в живых остались двое, девушка и парень. Как я понял, они все из Лакедемоновки.
– За МКАДом все-таки есть жизнь, — шаман изобразил на своем лице задумчивость.
Олег, совершенно не поняв, что хотел сказать этот удивительный человек, вопросительно посмотрел на судью, но тот нахмурился так же недоуменно.
– Не обращайте внимания... — Ян махнул рукой. — Всего лишь старая присказка. Ну, а что изволили решить милостью Божьей дорогой наш вождь, наша благословенная опора, Валерий Александрыч Кислов? Беседу перевоспитательную о трагедии общин с пленниками проводят?
– Скорее всего, уже закончили, — ответил судья.
– Ну тогда отпустите их на волю, — шаман вылез из лодки. — Думаю,
– Это не смешно, Ян, — произнес Дрожжин. — Поторопись. Нам нужно идти.
– Ну что ж, — рыболов вытер мокрые руки о штаны. — Идем, раз не смешно.
Дом, где приютили малышку, находился неподалеку, и судья оставил Олега там.
– Убедишься, за ребенком очень хорошо приглядывают, — сказал Дрожжин, расставаясь с подопечным. — И никуда не уходи, тебя позовут, как только будет принято решение.
Дверь открыла хозяйка — высокая, загорелая, с темно-русыми волосами и золотисто-карими глазами, она сразу же вызывала симпатию. Молодая женщина, которую звали Алина, провела гостя на большую террасу, заросшую плющом, где в тени стояла кроватка с младенцем, и оставила одного; наконец, впервые за эти сумасшедшие дни, юноша смог взять на руки и внимательно рассмотреть дочь, которая вертела во все стороны круглой головенкой и иногда взглядывала на отца. Он подносил ладонь к крохотной ручке, а малышка рефлекторно хватала его за мизинец и улыбалась. Такая незамысловатая игра очень нравилась обоим. Алина занималась домашними делами, но изредка заглядывала — убедиться, что все в порядке.
Лезть в чужую жизнь считалось в Лакедемоне признаком крайне дурного тона, и юноша не привык задавать лишние вопросы, но сейчас он решился заговорить:
– Вы не очень-то похожи с Каур.
И на самом деле, с трудом верилось, что эти две девушки родные сестры. В чертах лица, правда, улавливалась некая схожесть, но все же отличий было намного больше.
Узкие зрачки Алины слегка расширились, превратившись в овалы.
– Шаман говорит, что так получилось из-за водорослей, которые ели наши родители. Иногда дети рождаются темнокожими. Моя сестра была такой первой. Сначала боялись, что это неизвестная болезнь, но она росла здоровой и сильной, а потом, когда на свет стали появляться другие, то все успокоились.
– А я... — замялся Олег, — не видел никого другого... И вообще здесь детей не видел.
– Конечно, ведь дети в Яслях. Или Гимназии, Библиотеке, а может быть, в Театре. Учатся. Свободное время у них, конечно, есть, но немного, чтобы по улицам не шататься.
– У нас тоже с семи лет забирают в интернат. А там не забалуешь...
Юноша хотел как-то сблизиться, подружиться с приемной матерью, но чувствовал себя неловко, поскольку не знал, о чем говорить. Рассказать о жизни в Лакедемоне? А будет ли это интересно Алине?
Каур появилась как всегда неожиданно. Бросив пристальный взгляд на Олега и улыбнувшись, отчего на щеках появились очаровательные ямочки, проговорила:
– Небесная Канцелярия скоро скажет свое решение, тебя ждут.
– Что они... что сделают с пленниками? — юноша одернул себя, но поздно: в Лакедемоне такая фамильярность была недопустима, постановление Совета старейшин должны были озвучивать сами старейшины, а не посыльные.
– Еще не знаю, я же сказала, что решение скоро будет объявлено, — смотрела на Олега, не отводя глаз, зрачки ее округлились, несмотря на то, что на улице было светло.