Отступники
Шрифт:
Говоря короче, раньше здесь хранилось огромное количество сокровищ. Это оружие и доспехи – жалкие остатки былых залежей роскоши. Дорогие ковры, кувшины, золото, камни и прочая дребедень – все это было здесь. И, где-то далеко от Олечуча с оружейными стойками, расположился небольшой зверинец. Никто не знал, что с ним будет происходить. Там были звери, которые долго могли обходиться без пищи и воды. Когда Олечуч осознал себя как личность, и смог понять все то, что увидел с того момента как ему поставили последний стежок на брюхе, все здесь уже стояло на ушах. Невообразимые твари боролись за свое существование. Они жрали друг друга и пытались размножиться, но – тщетно.
– Он помог мне забраться наверх, – сказал я, покрываясь холодной испариной. – Я залез по его языку.
– И он вас не проглотил? – изумился Олечуч. – Странно. Хотя, он ведь тоже не дурак, должен понимать, что вы наша единственная надежда.
– Надежда на что? – спросил Рем.
– Видите ли… – начал Олечуч напряженным голосом. – Ужасное зло пробудилось здесь. Судьба избрала вас, чтобы вы сразили его. И спасли ве-е-есь мир.
Очевидно на наших с Ремом лицах произошли какие-то глобальные мимические бури, потому что Олечуч расхохотался жутким совиным уханьем и сказал:
– Это ничего, я просто шучу. Кхм. Да, пошутил. Видели бы вы свои рыла, мародеры. Нет, в действительности мы просто хотим отсюда выбраться! Да, и уже довольно давно. Представьте себе, что вы первое в мире тренировочное чучело, которое может отомстить за своих убитых и искалеченных братьев и… кхм… сестер. И в то же время вы наглухо замурованы черти-где. А? А? Чувствуете иронию? Это вам не подавиться персиковой косточкой на собственном столетнем юбилее! Это жестокая пытка!
Мы с Ремом переглянулись.
– Так чего ты хочешь? – осторожно спросил я.
– Чего я хочу? – переспросил Олечуч. – Чего? Я? Хочу? Я хочу потрошить каждого, кто истязает чучела. Вспарывать их свиные животы, разматывать кишки, насыпать в образовавшуюся полость песок и опил, а потом дубасить палкой. Но это лишь основная линия моего плана. В действительности он комплексный. Кия! Горло-диафрагма-колено! Я все продумал. Нет, мне так не кажется. Двадцать четыре. Расслабляете предплечье и бьете в солнечное сплетение, вот так! Бью! Когда я гулял там с ней, мне казалось, что это на всю жизнь. Кия! Но сначала нужно освободиться.
Я даже моргнуть не успел. Слабо звякнул каленый металл, брызнули разорванные звенья, и Олечуч предстал перед нами освободившимся. Он, кряхтя, разминал конечности, и одновременно искал что-то на стойках.
– Ничего не вижу, – прошептал он вскрикивая. – Эй, помогите-ка. Мне нужны глаза.
Мы с Ремом подумали об одном и том же, потому что я заметил, как он вслед за мной тянется к кинжалу.
– Надо их нарисовать, – продолжил Олечуч.
Мы облегченно перевели дух. Я достал из внутреннего клапана жилета писчий уголек, которым по страничке в неделю писал свой лирический роман о любви между благородным преступником и прекрасной стражницей. Хороший роман. И там будут погони и стрельба. И пара строк, которые заставят вас разрыдаться. Да-да… Ф-у-ух, послушайте, я все равно не стал бы его публиковать, так что никто бы не пострадал. Ни один змеев критик. Довольны?
– Только нарисуй так, чтобы они были, как бы злобно прищурены, – потребовал Олечуч. – Очень злобно. Чтобы они просто источали ненависть. Ха-ха! Я могу видеть и без них, без них, да, без них, кхм, но это несколько иное… Нет, совсем не то. Не подходит. Это временная мера. Такие глаза сотрутся. Как только убью своего первого воина, заберу его глаза. Убью.
Я с тщанием выполнил его просьбу.
– Хорошо, – похвалил Олечуч, нервно ощупывая голову. – Гм, вы, правда, не похожи на воинов. Ху! Ха! Что? Их двое. Нет. Один смазливый педант, которого не отличишь от его мамаши, – Рем хихикнул, – а второй – утлый коротышка, которого даже курица перешагнуть может.
– Эй, ну зря ты так, – сказал я вежливо. – Мы ведь…
– Послушай Кестон.
– Престон, если угодно, – поправил я.
– Я очень нервное чучело, – продолжил Олечуч. – Да. И посмотрел бы я на вас, на моем месте. На моем месте, которое даже проклятьем назовешь – преуменьшишь! Не знаю, что бы было, если б я постоянно помнил об этом. Вот. Да, да. Тебя не били с самого рождения.
Он замолчал. Что-то подвязывал, подкручивал и подгонял в сочленениях доспехов. У него было по три толстых пальца на каждой руке, которые сгибались и двигались так затейливо, что какой-нибудь базарный карманник мог бы горько посетовать на то, что матушка не родила его чучелом
– Мне тяжело говорить так много с непривычки, – пробормотал он. – Говорить. Кто говорит? Они говорят. Как много голосов. Все говоря-а-А-А-А-а… Поэтому остановимся на главном: что вам здесь нужно? Ым?
– Что ж… – я вспомнил душераздирающую повесть о Проглоте. – Думаю, уже ничего.
– Змей подери! – воскликнул Рем. – Ну, надо же. Ты можешь в это поверить Прес?! Мы столько пережили, чтобы сюда проникнуть, и какое-то чучело говорит нам, что все сокровища уже украд… Они сожраны! Сожранные сокровища! Вот так шутка, клянусь Первым!
Дело, конечно, было не в сокровищах. Я устал. Я измучил самого себя лучше любого палача. Все то время, пока я был в бегах, я сох как просоленная рыба. Я преследовал только одну цель: доказать себе, что могу сделать то, для чего у других не сыщется отваги и удачи. Это официальная версия для самого себя. Официальная версия для всего остального мира – сонмища богатств. И где-то на самой окраине разума, уже на границе с клубящейся тьмой подсознания, обитала дикая мечта найти здесь что-то такое, что позволит мне…
Сделать так, чтобы той статуэтки никогда не было.
– Теперь вы должно быть озабочены тем, как выбраться отсюда. Так? – мрачно прохрипел Олечуч.
– Хочешь нам помочь? – спросил Рем.
– Помочь? – Олечуч глухо хохотнул. Он уже почти закончил экипироваться, и вид теперь являл весьма пугающий. Доспех болтался на нем как железная гирлянда. Теперь Олечуч не только постоянно взизгивал «кия!», бормотал и хрипел, он еще и гремел как рота латников.
В довершение он натянул на голову шлем, закрыл лицо сплошным щитком с глазницами, и теперь опознать в нем маниакально-одержимое местью чучело было делом не простым. Лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что в глазницах мелькают черные линии на белом фоне. Апофеозом был эпический полуторный меч, похожий на рельс по которым ездят вагонетки в шахтах. Лезвие его, после долгих мутаций, приобрело вид безобразной пилы, покрытой чешуйчатыми роговыми наростами. Мне он выбрал неплохой, круто согнутый лук (о тетиву не порежешься?), похожий на драконий рог и колчан копошащихся стрел. Также он нахлобучил мне на голову шлем с венцом в виде орла. Шлем довольно долго курлыкал, топтался по моей макушке, умащиваясь.