Ответ
Шрифт:
— Ну, что делать-то будем? — окликнул его из-за вагонетки дядя Шимо. — Спать нам некогда, малец!
Балинт глотал слезы.
— Давай, давай! — проворчал старик. — Загорать в рабочее время не положено.
После обеда, примерно за час до конца смены, Балинт увидел над одной из вагонеток длинный, как всегда в красных пятнах, нос дяди Йожи. Он не стал окликать его, но Йожи сам увидел племянника и подошел.
— Гляди, по голове не зацепи меня этими хваталками, — сказал он, подмигивая, —
Балинт не отозвался.
— А ведь я привез их! — сообщил дядя Йожи, расположившись на ближайшей вагонетке.
Мальчик вскинул глаза. — Дядю Нейзеля, всех?
— Угу.
— Правда?
Лицо Йожи выражало беспросветную тоску, как в самые веселые его минуты. — Чистейшее вранье! — уныло сказал он. Балинт рассмеялся.
— Все приехали, дядя Йожи, все семейство?
— Ровнехонько полдюжины.
Лицо Балинта сияло, как зеркало под лучами летнего солнца. — И дети все приехали?
— На следующей неделе голодать будешь, — объявил Йожи, — все свои деньги я отдал на угощение. И вина купил!
— Прямо домой их свезли?
— Куриный паприкаш[48] уже на плите, — рассказывал Йожи, — к нему галушки будут и салат из огурцов. Таких двух кур купил, что едва поместились в кузове.
Балинт подтянул рукоятку воздуходувки, высоко взвилось красное дыхание раскаленного кокса. Он поглядел на дядю Шимо, но тот все еще работал кувалдой.
— Счастье, что сегодня суббота, — сказал дядя Йожи. — После получки встретимся у ворот, на выходе.
— Тетя Луиза рада?
— Чего ж ей не радоваться, — пожал плечами дядя Йожи, — ежели грузовик душу, можно сказать, вытряс!
Мальчик смотрел ему прямо в глаза. — Как здорово, дядя Йожи! Мои крестные никогда еще не садились за стол в нашем доме. Ох, ну как же я рад, хорошо-то как будет!
В парке под большими каштанами, наполненными птичьим щебетом, Нейзель с детьми выдыхали городскую усталость, а женщины — обе Луизы — беседовали на кухне, между делом бросая в котелок очищенную картошку.
— И с каких же пор вы под одной крышей живете? — спросила Луиза Нейзель.
Луиза Кёпе подумала.
— У господина главного нотариуса как раз большая стирка была, я у них два дня работала, вот на той неделе он и перебрался, — припомнила она. — Где-то в начале марта и было.
— Выходит, четыре месяца!
— И господа уже здесь жили тогда, — продолжала вычислять сроки Луиза Кёпе, — помню, Йожи к барышне ходил разрешения просить, чтоб переехать.
— Ну, а вместе-то давно?
Луиза Кёпе вспыхнула. — Да как сказать… я как раз на другой день после того снесла госпоже директорше Лукач белье после стирки, — сказала она. — Тому
— Так давно? — засмеялась кума.
— В воскресенье дело было, — рассказывала Луиза Кёпе, — Фери с Балинтом пошли в футбол гонять, а он сидел эдак тихо-мирно, на кухне, да и отдал мне всю свою получку, даже на фрёч себе не оставил.
— Должно быть, хороший человек.
— Очень хороший.
— Похож он на твоего покойного мужа.
— Похож.
— Замуж возьмет тебя?
— Не важно это.
Луиза Нейзель неодобрительно покачала головой. — Неправильно поступаешь, Луйзика! Ты еще женщина хоть куда, однако уж и не молоденькая, так ли много годков-то тебе осталось, ими дорожить надобно.
— Нет, я с четырьмя детьми никому на шею не сяду, — возразила она. — Может и так при мне оставаться, коли по нраву ему.
Клонившееся к закату солнце заглянуло в окошко, засверкало на каштановых, только что вымытых волосах Луизы Кёпе, на ее влажно поблескивавших зубах. Кума еще раз оглядела ее.
— Оно так да не так, с церковью все ж вернее!
— Мне десять лет было, когда я в последний раз в церковь зашла, — отозвалась Кёпе, — да и то подождала, когда поп из нее выйдет.
— А ну, как опять война?
— Война?
— Ну да, — кивнула Нейзель. — Все ж хоть пособие за него получишь, если жена… Он-то не заговаривал про это?
Луиза Кёпе наклонилась, подбросила хворост в огонь.
— Было дело.
— И что сказал?
— Сказал, что женился бы на мне, коли б я пожелала.
— Когда говорил-то? Еще прежде?..
— Нет, как раз после… Вечером того дня, как я Лукачихе белье относила. Я, домой возвращаясь, запела в саду, а он уж на кухне сидел, услышал. После ужина вызвал меня во двор и спросил, не хочу ли замуж за него пойти.
Луиза Нейзель кашлянула, прочищая горло. — Ну, а ты что?
— Смеялась.
— Смеялась?
— Спросила, на что ему вдова с четырьмя детьми, когда вокруг столько девушек свободных, что мужики просто с ног сбиваются, не поспевают всех обслужить. А мне, говорит, девушки ни к чему, потому как дуры они, я давно уж себя приберегаю вот на такую мамашу многодетную.
— Подложи хворосту! — напомнила Нейзель. — Он, верно, очень хороший человек!
Луиза Кёпе сидела, уронив на колени руки. — Когда он лежит подле меня в темноте, ну словно муж мой, да и только. Тот уж такой хороший был, я иной раз думала: не стою я такого хорошего человека.
— Подложи хворосту, слышишь!.. И на чем же вы порешили?
— Сказала, чтоб подумал как следует, а уж если еще два раза попросит меня в жены, тогда поверю, что всерьез надумал. С тех пор один раз уже повторил.