Ответ
Шрифт:
— Какого служащего? — спросил инструментальщик.
Главный инженер смерил его негодующим взглядом. — Йожефа Браника?
— Не знаю такого.
— Не знаете? — Главный инженер поправил галстук. — Говоря со мной, извольте называть меня, как положено, господином главным инженером, — резко сказал он. — Предупреждаю, наглости не потерплю, не то пожалеете!
Лицо молодого инструментальщика потемнело. — Прошу прощения, когда же я говорил с вами нагло, господин главный инженер?
— Молчать!
— Ежели меня в чем обвиняют, — тихо проговорил Браник, — я
— Нет.
Во время короткого диалога между главным инженером и Браником капитан сидел, откинувшись назад, выставив вперед живот и прикрыв набрякшие веки; он казался спящим, даже рот приоткрыл, как будто собираясь захрапеть. Сонная одурь сковала ему и язык, так что начало фразы было почти невнятно.
— Нет, — повторил он, приоткрывая один глаз, — нет, какое там уйти, об этом не может быть и речи. Подойди-ка поближе!
Браник шагнул к нему.
— Еще ближе! — приказал капитан, открывая и второй глаз.
Молодой рабочий нахмурился. — Что вам угодно?
— Что мне угодно, сынок? — Полицейский приподнял втиснутый в стол живот и, вытянув руку, со страшной силой ударил Браника в лицо. Скорчившийся на подоконнике Балинт вскрикнул от испуга. Молодой рабочий отшатнулся.
Но кинуться на капитана он не успел: стоявшие за его спиной два дюжих полицейских молниеносным движением схватили его, вывернули руки назад. Капитан грузно поднялся со стула и, подтянув повыше штаны, неторопливо подошел к извивавшемуся в руках полицейских парню. Теперь оба его глаза были открыты.
— Где ты был вчера вечером?
Молодой рабочий тяжело дышал.
— Не отвечаешь? — сказал капитан и тыльной стороной ладони справа и слева изо всей силы ударил Браника по лицу. — Непочтительно разговариваешь с вышестоящими, грязная свинья? Людей на заводе будоражишь? Антиправительственную пропаганду ведешь, коммунист вонючий? Где ты был вчера вечером?.. Не отвечаешь?! Ну, погоди, ты у меня научишься говорить!
Когда капитан стал бить рабочего по лицу, Балинт, дрожа всем телом, соскочил с подоконника, проскользнул между письменными столами и бросился к Бранику. Однако главный инженер перехватил его, вцепился в плечо и дернул назад.
— И ты здесь, постреленок? Ты везде тут как тут, где не требуется!
Мальчик вывернулся из его пальцев.
— Мне никто не приказывал уйти!
— И ты уже дерзить научился?
Мгновение они смотрели друг другу в лицо. Главный инженер усмехнулся и опять схватил мальчика за плечо. Но тот вывернулся, его лоб пошел морщинами, словно у щенка.
— Я говорю так, как меня мать учила! Не бейте меня!
Ладонь инженера вскинулась для пощечины, но Балинт, ящерицей проскользнув у него под рукой, вылетел за дверь.
Целый год провел он в конторе, под началом господина Хаузкнехта.
Как-то под вечер, возвращаясь домой, он встретился на улице с Фери, старшим братом.
—
— Выставили? И ты рад? — презрительно спросил Фери и слегка ударил прутом по покрытым известковой пылью штанам, от чего из них вылетело белое облачко.
— Еще бы не рад! — воскликнул Балинт. — Теперь я научусь ремеслу.
— Какому?
— Сейчас меня поставили к клепальщикам.
Окурок насмешливо подскочил у Фери во рту. — Чему ты радуешься? — фыркнул он. — Там не посачкуешь! А в конторе ты был сам себе господин!
Балинт смотрел на небо. — Дождь будет.
— Эх, мне бы на твое место!
— Я с утра знал, что дождь будет, — сказал Балинт, — как только увидел, что муравьи под окном зашевелились.
Небо над их головами еще оставалось чистым, но от Пешта быстро надвигались на притихший, затаившийся край огромные темно-синие тучи, и было видно, как за далеким поворотом шоссе клонят свои заглядевшиеся вдаль головы молодые тополя. По шоссе промчалась машина, за нею взметнулось облако пыли, втрое больше ее самой, и, клубясь, покатилось в сторону Цинкоты.
— Ночью-то… слышал?
— Что?
— Что мать к дяде Йожи уходила на кухню?
Ветер еще не достиг Киштарчи, но там и сям отдельные одинокие ветки деревьев уже вздрагивали под невесомой тяжестью угрозы. У самых ног мальчиков воздух прорезала ласточка и тут же под прямым углом взмыла в вышину, словно ее дернули за веревочку.
— Чего молчишь-то?
— Я ничего не слышал, — проговорил Балинт.
— Гм, а ведь она, как шла, стул задела в темноте. Я от того и проснулся.
Балинт походя отшвырнул ногой камешек, потом остановился на минуту и носком башмака потрогал соломинку, лежавшую поперек дороги.
— Я-то сразу догадался, — продолжал Фери. — Когда дядя Йожи к нам переехал, я сразу понял, что этим кончится.
— Чем?
— Так я ж их видел! — ухмыльнулся Фери. — Вышел следом на кухню, воды попить.
Балинт повернул к старшему брату побледневшее лицо. — Зачем?
— Затем!
— У, дрянь ты!
Фери ухмылялся так, что окурок вывалился у него изо рта. Он поднял его, обдул и опять прилепил к губе. Балинт шагал уже впереди, обогнав его на десяток шагов. С тех пор как он стал зарабатывать, тело его быстро окрепло; он вырос на целую ладонь, стал плечистей, грудная клетка расправилась, шея словно налилась, а кисти рук, ступни ног стали несоразмерно широкие и плоские, как лапы у щенка овчарки, — казалось, организм хотел угнаться за опережавшим его физическое развитие жизненным опытом, который уже не вмещался в слабом мальчишеском теле. Балинт был меньше Фери, но не боялся его.