Ответ
Шрифт:
— Значит, утром и отправишься? — спросила тетя Луиза.
— Прямо сейчас, — сказал мальчик. — Завтра с утра выходить на работу.
Вторая глава
Был у Балинта один сон, который на поворотных пунктах его короткого жизненного пути, после какого-нибудь трудного и волнующего дня, неизменно к нему возвращался.
Он сидит в комнате, окна которой выходят неизвестно куда. Иногда, правда, за стеклом виднеется акация или какая-нибудь часть коридора в рабочем бараке Андялфёльда, но при том решительно неясно, где, в какой части света находится эта комната. И люди, вдруг возникающие в ней, всякий раз меняются, хотя как правило это участники различных
Сон, обычно непродолжительный, всякий раз развеивал тревоги и страхи, вселял веру в себя. Помог он Балинту преодолеть и неудачи первых дней на Киштарчайском вагоностроительном. Новой обстановки мальчик боялся не более, чем новых башмаков, к которым ноге сперва нужно приноровиться; ну, поначалу будет непривычно, непонятно, не обойдется и без ссадин на самолюбии, но в конце концов притрутся, приладятся друг к другу. Однажды он побывал уже на заводе, на «Ганце-судостроительном», вместе с крестным; и с виду, и по запаху, и по речам своим тамошние рабочие оказались точь-в-точь похожи на обитателей «Тринадцати домов», разве что выражение лиц было чуть-чуть более напряженное, отсутствующее; он и сам в любой момент мог бы сойти за одного из них.
Но сейчас, постучавшись в контору цеха, где предстояло ему работать, Балинт немного растерялся. В конторе, кроме мастера (его-то вполне можно было принять за жильца такой же, как у крестного, комнаты с альковом), за двумя сдвинутыми вместе столами сидели два господина в нарукавниках; над третьим столиком, поменьше, склонялась толстая белокурая дама в белом халате. Стоя за стеклянной дверью, Балинт некоторое время разглядывал их: на его стук никто не шелохнулся. Балинт вошел.
Господин в нарукавниках повернул к нему беличье личико, испещренное мелкими морщинами. — Так это и есть наш новый рассыльный, господин Турчин? — спросил он мастера, глядя на Балинта. Теперь все четверо воззрились на мальчика.
— Он самый.
— Ну, у этого дело пойдет! — проговорил тот же господин. — Помните, сударыня, его предшественник минут десять простоял за дверью, а этот сразу сообразил, что его стука здесь не слышно.
Сборочный цех — такой длинный, что лица рабочих, находившихся в другом конце, нельзя было различить, — содрогался от грохота кувалд, завыванья пневматических молотков, зубильных станков, и все эти звуки с такой силой давили на дверь конторы, что двойные ее стекла постоянно дребезжали, словно бранились между собой, и приходилось буквально кричать соседу в ухо, чтобы он услышал. В маленькое помещение конторы дневной свет поступал из цеха, который и сам-то был погружен в сумрак, ибо кривые стекла крыши давно запорошило пылью; лишь в дальнем его конце через прямоугольную прорезь раздвижных дверей без помехи вливался яркий солнечный свет, образуя огромную, сияющую белизной завесу, сквозь которую время от времени проскакивали, вбегая в цех, крохотные черные фигурки людей.
—
— Балинт Кёпе.
— Когда будешь говорить со мной, — заговорил другой чиновник, господин Хаузкнехт, очень черный и худой мужчина с длинной шеей, — то становись от меня справа. Ты знаешь, где у меня правая сторона? — Балинт показал. — Светоч мысли! — удовлетворенно отметил длинношеий. — Тот, другой, раздумывал минут пять по меньшей мере, а потом безошибочно встал слева. Ну, а если я вот так стану, где у меня правая рука?.. Верно! Откуда у тебя такое море познаний?
Толстая блондинка всем телом своим вперилась в неподвижно стоявшего мальчика. — Славный мальчишечка. Вы только поглядите, какой он курносенький.
— Уж вы не портите его, сударыня, — заметил господин Хаузкнехт, — эти сообразительные сорванцы так быстро набираются нахальства, что господин Турчин не успевает приводить их в чувство затрещинами.
— С ним хлопот не будет, — рассудил конторщик с морщинистым беличьим личиком (на следующий день его перевели в городскую контору завода, и Балинт не успел узнать его имя), — видно, что порядочный мальчик, эти несколько пенгё жалованья ему нужны позарез.
У Балинта от злости свело живот. Не будь ему и вправду позарез нужны эти «несколько пенгё», он тут же повернулся бы и убежал. Что он им — поросенок, выведенный на ярмарку, что ли? Обсуждают, оценивают, как будто он глухой, хорошо еще хоть не щупают, есть ли мясо на костях, довольно ли жиру!..
— Господин Турчин, где я буду работать? — спросил он, понурясь, чувствуя, как горят щеки от унижения. Только широкое лицо мастера с низким лбом, весь его андялфёльдский вид были единственно знакомы и привычны Балинту в этом чуждом господском мирке. Но тут дверь распахнулась, и в контору вместе с вошедшим рабочим ворвался оглушительный вой и грохот цеха; Балинт не расслышал слов мастера. — Что вы изволили сказать? — спросил он.
— Хватит трепать языком, — буркнул мастер, просматривая бумаги, принесенные рабочим, — жди, когда тебя позовут.
Час спустя — в течение которого Балинт, приткнувшись в углу, под скрип перьев и дребезжанье дверных стекол раздумывал о том, с первого ли дня станет мастер учить его затрещинами и имеют ли право и конторщики бить его, — мальчика подозвал господин Хаузкнехт. Он явно боялся, что за это время новый рассыльный начисто забыл о полученных указаниях, и, энергично взмахнув длинной, охваченной нарукавником рукой, устремил указательный палец на правый подлокотник своего кресла. Балинт сделал вид, что не понимает: он стал слева.
Господин Хаузкнехт обреченно махнул рукой. — Я знал, знал заранее! — Скорбное лицо конторщика было покрыто пыльно-серым слоем разочарований, постигавших его на протяжении тридцати лет службы. — Перейди сюда, стань по правую сторону от меня. Забыл уже?
Балинт смотрел ему прямо в глаза. — Я не забыл. Это правая сторона!
— Не слышу, — проскрипел конторщик, крутя длинной шеей.
— Вот ваша правая сторона, господин Хаузкнехт, — громко повторил Балинт.
Конторщик медленно, печально потряс головой. — Это левая, левая! Мне ли не знать, где у меня правая, а где левая рука? Перейди на другую сторону!
Балинт выполнил приказание. — Если я сижу, — в голосе господина Хаузкнехта было только терпение и доброжелательность, — ты всякий раз подходи с той стороны стола, где лежат ножницы для резания бумаги, тогда ты не спутаешь.
Теперь уж Балинт видел, что этот вряд ли станет награждать его подзатыльниками. Он проделал еще один опыт. Большие серые глаза его, которые в минуту опасности чуть-чуть сужались и излучали резкий холодный свет, уставились конторщику прямо в переносицу.
— А почему я должен всегда подходить к вам справа, господин Хаузкнехт? — спросил Балинт с перехваченным от волнения горлом. — Разве это не все равно?