Ответный удар
Шрифт:
— Есть такие вопросы, на которые нельзя дать утвердительный или отрицательный ответ, — возразил ему Анелевич.
Несмотря на то, что он получил светское образование, среди его предков имелись целые поколения ученых талмудистов. А если ты еврей, то довольно быстро начинаешь понимать, что в жизни все не так просто, как кажется на первый взгляд.
Анелевич видел, что поляк ему не поверил. Он снял с пояса флягу с водкой, хорошенько к ней приложился и протянул Анелевичу. Тот сделал маленький глоток, водка помогала дожить до конца дня.
— Ну, и из-за чего тебе пришлось бежать из Варшавы в наш маленький городок? — спросил через некоторое время поляк.
— Последнего человека, задавшего мне этот вопрос, я пристрелил, — ответил Анелевич спокойно.
Крестьянин удивленно на него вытаращился, а потом громко расхохотался.
— А ты веселый паренек, как я погляжу. Придется нам за тобой приглядывать, верно? — Потом он поморщился и заявил: — А ты знаешь, кое-кто из девиц уже не сводит с тебя глаз.
Анелевич пробормотал нечто маловразумительное. Он знал. И не имел ни малейшего представления, что ему делать. Когда он возглавлял еврейское сопротивление, времени на женщин у него не оставалось, кроме того, ему приходилось думать о собственной безопасности, а подруга — это всегда опасно. Сейчас он находился в ссылке. Опыт работы в подполье подсказывал, что и здесь следует держать себя в руках. Но Анелевич не был монахом, да и молодая кровь играла.
— Когда идешь ночью облегчиться, главное не смотреть под телеги или в сторону сеновала, — ухмыльнувшись, сообщил поляк, — а то, не дай Бог, увидишь что-нибудь не подобающее.
— Правда? — удивился Анелевич, хотя знал, что это чистая правда. Поляки не только отличались менее строгой моралью, чем евреи, они еще использовали водку в качестве оправдания своему недостойному поведению. — Не понимаю, неужели после целого дня в поле можно заниматься еще чем-нибудь? Я мечтаю только об одном — добраться до своей постели.
— Думаешь, мы сейчас много работаем? Подожди, вот начнем собирать урожай… — заявил поляк, и Анелевич застонал. Крестьянин рассмеялся, а потом сказал уже более серьезным тоном: — Старики, те, что остались в живых, они нас презирают за то, что мы обходимся без тракторов и всякой там техники, с которой, конечно, было бы легче. Но ее нет, и потому мы рады любой паре рук. Если мы не хотим голодать зимой, сейчас нужно работать. — Он наклонился, вырвал сорняк и двинулся дальше вдоль грядки.
Наверное, его не волновало, что творится в двух километрах от Лешно, но ему удалось понять суть главной проблемы. Поскольку сельскохозяйственная техника в большинстве своем вышла из строя, а та, что работала, нуждалась в топливе, достать которое не представлялось возможным, люди думали только об одном — нужно сделать все, чтобы просто остаться в живых. А, значит, у них не оставалось времени на то, чтобы сражаться с ящерами.
«Наверное, ящеры именно на это и рассчитывают», — подумал Анелевич.
А может быть, и нет. Судя по высказываниям Золраага, инопланетяне вообще не предполагали, что у людей есть машины. А представить себе, что они научатся обходиться без них, ящеры, разумеется не могли. Но если ящеры превратят все население Земли в простых крестьян, заботящихся лишь о куске хлеба, смогут ли люди когда-нибудь их победить? Анелевич потряс головой, совсем как лошадь, которой надоели жужжащие целый день мухи. Он не знал, какое будущее ждет Землю.
На какое-то время он погрузился в монотонную тяжелую работу и бездумную пустоту. Когда он в очередной раз поднял голову от грядки, оказалось, что солнце уже опускается за горизонт, утопая в тумане, клубящемся над влажной, остывающей после жаркого дня землей.
— И куда только подевалось время? — удивленно спросил он скорее самого себя, чем кого-то еще.
Поляк, который по-прежнему трудился неподалеку, весело рассмеялся.
— Убежало от тебя времечко, верно? Такое иногда случается. Начинаешь думать, на что же, черт подери, ушел целый день, а потом посмотришь назад и сразу все поймешь.
Мордехай оглянулся и увидел, что действительно много сделал за день. Но он родился в городе и получил хорошее образование. Да, крестьянская работа очень важна и даже необходима, но он боялся, что она сведет его с ума своим однообразием и скукой. Анелевич не знал радоваться, или горевать из-за того, что этого еще не произошло. Пожалуй, надо бы радоваться, но, с другой стороны, если человек, вроде него, в состоянии опуститься до уровня простого крестьянина, который может думать только о поле и урожае, что же тогда говорить о человечестве в целом? Если ящеры станут навязывать людям ярмо рабства, смирятся ли жители Земли с таким положением вещей?
Он снова потряс головой. Если уж думать, так о чем-нибудь приятном. Туман рассеялся, солнце село, и теперь Анелевич мог спокойно смотреть на кроваво-красный диск.
— Ладно, хватит, — заявил поляк. — Все равно больше ничего сегодня сделать не удастся. Пора возвращаться в город.
— Лично я не возражаю.
Спина Анелевича отчаянно запротестовала, когда он попытался выпрямиться. Если у поляка что-то болело, он этого не показал. Впрочем, он проработал на земле всю жизнь, а не пару недель, как Анелевич.
Лешно, только назывался городом, а на самом деле был чуть больше деревни. Там все друг друга знали, и Мордехай явно привлекал к себе внимание. Тем не менее, встречные поляки и евреи, завидев его на улице, дружелюбно с ним здоровались и улыбались. У него, вообще, сложилось впечатление, что обе группы сосуществовали здесь достаточно мирно, по крайней мере, лучше, чем в большинстве других городов Польши.
Может быть, к нему так хорошо относились, потому что он жил в доме Ассишкиных. Джуда Ассишкин вот уже тридцать лет лечил местных евреев и поляков, а его жена, Сара, акушерка, помогла появиться на свет половине населения городка. Если за тебя поручились Ассишкины, значит, ты безупречен — так считали в Лешно.
Евреи селились здесь, главным образом, в юго-восточной части. Как и пристало человеку, работающему с обеими группами населения, доктор Ассишкин жил на границе еврейского квартала. А по соседству стоял дом поляка по имени Роман Клопотовский. Вот и сейчас, завидев Анелевича, Роман приветственно помахал ему рукой. А вместе с ним и его дочь, Зофья.
Мордехай помахал им в ответ, и лицо Зофьи засветилось радостью. Симпатичная светловолосая девушка — нет, женщина, пожалуй, ей уже больше двадцати.