Отзвуки серебряного ветра. Мы — есть! [дилогия]
Шрифт:
– Но красный… – полковник с неприязнью глянул на ухмыляющегося крепкого шатена рядом с лор-капитаном.
– Среди нас есть все. Бывшие рабы и бывшие аристократы. Даже наследные принцы попадаются иногда. Нам неважно, кем был человек до ордена, но, став аарн, он или она становятся всем нам братом или сестрой. Вам трудно понять и принять это. Я вас не сужу. Было время, когда я сам едва не кидался на Никиту с кулаками. А потом мы не раз защищали друг другу спины в бою. Очень многое я не имею права говорить людям, которые не являются аарн.
– Понятно, – кивнул полковник. – Что ж, вы правы, нечего лезть со своим уставом в чужой монастырь. Не поймут, да еще и по шее накостыляют.
– Именно, – ухмыльнулся лор-капитан. – Кстати, господа. Основа русского легиона ордена Аарн уже создана. Командиром легиона назначен многим из вас известный полковник Бурцев Александр Владимирович. Его заместителями стали с присвоением им званий дварх-майоров есаул Борохов Михаил Петрович и подполковник Малышев Леонид Георгиевич.
Вперед вышли три человека, одетых, как и остальные, в черно-серебристую форму ордена. Высокий, выглядящий аристократом мужчина лет тридцати с небольшим. Шатен. Правильные очертания лица, жесткие губы, прямой нос. Второй пониже, хромой и несколько сутулый. Щека на худом лице то и дело дергалась в нервном тике. Третий был невысок, плотен и уже далеко немолод. Лет пятидесяти, наверное. Короткий ежик седых волос, длинные вислые седые усы.
– А я все думал, вы ли это, Александр Владимирович, или мне мерещится, – широко улыбнулся артиллерийский полковник. – Рад видеть живым. Слышал, ваша дивизия под Перекопом вся легла, был уверен, что и вы там остались…
– Только ранило, – усмехнулся тот. – И я рад видеть вас живым, Сергей Васильевич. Приглашаю ко мне третьим дварх-майором, я вас не первый год знаю, сработаемся.
– Надо подумать, – вздохнул полковник. – Дело-то непростое, родину навсегда покидать.
– А нас на родине только расстрел ждет, – грустно сказал Бурцев. – Знаете без меня, что случилось с поверившими обещаниям Белы Куна. А в эмиграции? Кому мы там нужны, признаться? Слыхали, небось, каково приходится русским эмигрантам в том же Константинополе?
– Слыхал, – скривился артиллерист. – Ладно, вы правы, думать особо не о чем. Раз меня готовы взять, отказываться глупо. Что нужно делать?
– Сказать Призыв, – ответил вместо Бурцева лор-капитан. – Три слова, Арн ил Аарн.
Полковник пожал плечами и повторил сказанное. На мгновение его окутала белесая дымка, а затем над амфитеатром грянула торжествующая птичья трель. Комбинезон артиллериста ни с того ни с сего вдруг изменил цвет, став черно-серебристым. Он потерял мешковатость, плотно обтянув тело дернувшегося не ожидавшего такой подлости от одежды человека. На плече полковника появилось тусклое Око Бездны и медленно разгорелось багровым огнем. Он с изумлением оглядел себя и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не изменилось, его форма действительно из темно-серой стала черно-серебристой.
– Рад приветствовать, брат мой! – радостно рассмеялся лор-капитан. – Не надо беспокоиться по поводу формы, она живая и изменяется под потребности носящего ее человека. В момент Избрания она перешла в состояние парадной формы ордена.
– И что теперь? – спросил полковник, все еще косясь на горящее на его плече Око Бездны.
– Звание присвоите вы? – спросил Бурцев, поворачиваясь к лор-капитану.
– Зачем? – пожал плечами тот. – Вы командир легиона, это в вашей власти.
– Хорошо. Прошу дварха станции зафиксировать мой приказ по легиону без имени.
– Слушаю, – раздался с потолка гулкий голос.
– Приказываю присвоить полковнику Анищеву Сергею Васильевичу звание дварх-майора и назначить его третьим заместителем командира легиона без имени.
– Зафиксировано.
– Благодарю, – кивнул Бурцев. – Вот и все. Прошу на сцену, господин дварх-майор.
– Есть! – вытянулся тот и начал пробираться между рядами переговаривающихся офицеров вниз.
А они никак не могли успокоиться. У большинства было по две полоски, а значит, имелись варианты. Но что выбрать?.. О том, как жилось эмигрантам в той же Франции, офицеры хорошо знали, и не больно-то хотели испытать такую жизнь на собственной шкуре. Но из Франции или Турции был шанс когда-нибудь вернуться домой, в Россию. Пусть очень малый, призрачный, но был. А попав на этот Фарсен, домой не вернешься. Никогда. Потому подумать нашлось о чем.
Однополосочные ощущали себя не своей тарелке. Многие из них лихорадочно припоминали свои неприглядные поступки, пытаясь понять, что именно сделало их изгоями. Очень не хотелось, чтобы о таких поступках узнали все вокруг. Поэтому они молчали, не рискуя протестовать и вообще обращать на себя лишнее внимание.
Артемий бросил взгляд на собственный рукав, на котором горело три полоски. У остальных трех приятелей оказалось то же самое. Да и то, никогда ни он, ни Пашка не бросили бы раненого. Сами бы подохли, но дотащили до своих.
Он покосился на ухмыляющегося в усы Михаила Петровича и подумал – раз дядька Михась в этом ордене, то и им туда дорога.
– Господа! – снова заговорил лор-капитан. – Мы никого из вас принуждать ни к чему не собираемся. Решение за вами. А сейчас вам хочет сказать несколько слов генерал Гласс, военный министр Конфедерации Фарсен.
Вперед вышел плотный, черноволосый человек лет шестидесяти, одетый в темно-зеленую, пятнистую форму с незнакомыми погонами с одним золотым листом. Его кожа казалась слегка желтоватой, глаза неожиданно ярко-зелеными.
– Здравствуйте, господа! – негромко сказал он, но его услышали в каждом уголке амфитеатра.
– Здравия желаем, господин генерал! – в едином порыве поднялись тридцать тысяч человек, было в этом генерале что-то такое, что заставляло подчиняться ему охотно, не прекословя.