Овсянки (сборник)
Шрифт:
— пела либуше на македонском. сидишь, любимая, на берегу вардара, белишь белое полотно, смотришь наверх, душа, сердце мое, йована, йованка… они с мишей шли берегом реки вардар и думали — как попали в македонию? ответа не было — была лишь уверенность в том что всё это верно — без македонского вардара их синее путешествие было бы неполным. снега нет — тепло. миша попил речной
трое больных сифилисом музыкантов — скрипка аккордеон скрипка — играют песню. аккордеон сидит на земле; скрипка: лысый безногий карлик — привязанный к тележке двумя истертыми ремнями — тоже можно сказать на земле — сам размером со скрипку — катит огромные слезы по щекам — играет как больше чем бог; вторая скрипка стоит: черная небритая пьяная — на одежде сухая кровь — на щеках грязный пот — босиком. но это еще не вся труппа. артистов пятеро. в трех шагах от музыкантов — девушка в боснийских шальварах грязно-белого цвета — под шальварами ничего нет и это отлично видно — выше пояса девушка голая — черные волосы за плечами — бог велик — он знает откуда родом эта девушка как ее зовут и где ей жить после смерти — руки она держит над головой как бы кругом. прямо напротив девушки — слегка присев — опершись ладонями на собственные колени стоит мальчик лет пятнадцати — он единственный в высокой черной овечьей шапке — и дует на девушку — дует неимоверно надувая щеки — дует со всей груди — дует до черных слез на пыльных щеках. девушка от этих его выдуваний прогибается то в одну то в другую сторону — гнется — едва стоит — она тонкая — где ей устоять — груди ее встряхиваются, катаются, глядят в упор — а собравшиеся вокруг рычат от радости и швыряют деньги в музыкантов и в пыль под ноги девушке и в саму девушку куда ни попадя с такой силой — что иной из этих бедняг так и вскрикнет от удара монеты по лицу.
между пазаром и рашкою на холме клонится груша под сильным ветром— поет дурным голосом аккордеон — он сидит на земле — карлик глядит на солнце и плачет — груша клонится куда ни подует ветер — на ней всего две груши — так и должно быть. песню им не дают закончить: когда намечается конец — в них летят деньги камни и проклятия — аккордеон повторяет каждый куплет по три раза — мальчик бледнеет — песня повторяется не менее десяти раз — я знаю наверняка, можно и не понимать язык — после того как песню удается закончить все пятеро ложатся на спины в пыль — но и это не конец — это чистая правда — клянусь своими глазами — клонится груша под сильным ветром — все — все болеют сифилисом — все здесь стаканами хлещут уксус — герцеговина — неретва — мостар — осень — 1970 год.
белое море — скалистые острова. город онега — набережная. либуше белункова молчит — и пыльный миша молчит — звездчатый скат плывет подо льдом онежской губы белого моря.
а кандалакшская губа хоть и тоже замерзла — но ее вскрывает синий ледокол чтобы не прекращалась синяя навигация. пыльный миша и либуше белункова по-прежнему молчат — глядят на синий след от ледокола своими синими глазами. на мише синяя капитанская фуражка — а у либуше маленький нос.
асеновград звониград смолян момчилград крумовград подкова златоград бачково гоцеделчев велинград благоевград видин михайловград тополовград шумен пазарджик нови-пазар марица разград пловдив свиленград черковица русе исперих силистра тырново габрово тырговиште радомир елена петрич ботевград стара загора мельник мадара плиска преслав никопол ой сливен
мы где? — удивился пыльный миша. похоже где-то в россии. — задумчиво ответила либуше белункова. они стоят посреди болот перед низким деревянным домом с коричневой дверью с вывеской ‘ул. луговая 1’. у воды осока и камыш — в воде извиваются пиявки — на воде качаются утки. мелкие болота — мелкие дома. где-то впереди в конце заболоченной улицы — кучи песка которые ровняет трактор. скоро здесь ничего не будет. — понимающе сказал миша. ага. — согласилась либуше белункова.
ой-ой! — кричит пыльный миша. ай-ай-ай-ай! — отвечает ему либуше белункова с соседней вершины в синих горах бырранга на синем холодном таймыре. они стоят в этих самых северных самых одиноких горах — под ногами у них вся земля весь мир — впереди только синие киты и синие касатки — синий ветер все дует и дует. они уже ничему не удивляются. не удивляются тому что что-то им постоянно мешает просто и прямо достигнуть латвии.
такую песню сочиненную еще в кандалакше пел миша для своей либуше — когда их здорово закоченевших увозили из таймырских гор два синих пилота на синем вертолете в дудинку.
давай заодно и здесь все посмотрим. — сказали одновременно либуше и миша когда уже из дудинки летели строго на запад. и они посмотрели место где вырывается в небо упругий нерв земли, где головы людей не выдерживают натиска силы — ломаются как спички, где серый шершавый урал ныряет под океан и кричит пронзительно.
в пригородах буды — кроты и лисята. важные венгры с ружьями и охотничьими собаками. вот например идет бассет с перепачканными болотной грязью лапами. афишные тумбы всем сообщают что будет рисованный фильм про мальчика — он везде путешествовал и кого-то искал, а когда грустил — прятал лицо в коленки — и играла музыка. почему так сильно ветер дует? маленький пыльный миша сидит со своей подружкой на тротуаре на крышке люка и шепчет: либуше милая…
и они пошли в тот самый кинотеатр посмотреть цветную историю о венгерском или югославском мальчике лукаше или милоше который носил колпак — плавал на плоту — ночевал под деревом — пел и плакал. этот разноцветный фильм оказался совершенно синим — но от этого только выиграл. музыка очищенная от других цветов под которую плакал мальчик заменяла каждому зрителю душу — становилась вместо нее. наши синие миша с либушей вышли из кинозала зареванные. а ведь история не была особенно грустна — и все хорошо закончилось — все дело в синеве. уедем отсюда — уедем из буды, миша. — твердила либуше отчаянно. у миши тоже дрожали губы. не разбирая дорог они шли всю ночь и утром вышли из венгрии — перешли словацкие синие карпаты — и снова попали в польшу.