Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20-30-х годов

Антоныч Богдан-Игорь Васильевич

ТОМАС МОР

Он полил кровью сказку золотую про дивный остров счастья и труда — как казнь его, неправую и злую, ее не позабудут никогда. Четвертовать, втащив его на плаху, и сердце вырвать! — был король жесток. Но, сжалившись, палач горбатый с маху лишь голову упрямую отсек. Бессмертной сказки слава осенила своим крылом кровавый эшафот, не потускнев, скрывалась и всходила, светясь зарею синею с высот. Утопию искали кондотьеры, пираты, снаряжая корабли, конквистадоры и бандиты прерий, отважные безумцы всей земли. Лишь

только там отверженные носят златые нити, перстни — все равны — из Индии, и с Кубы, и с Самоса манят их в путь сокровищами сны. Утопию искали гуманисты, к ней донкихоты шли со всех сторон и музыканты, зодчие, артисты, творцы газелей нежных и канцон… И все впивались в книгу колдовскую, ее чудес на свете не открыв, и плакали мечтатели, тоскуя, а Гитлотей был так красноречив. Прошли века, как выстрелы, гремучи, как дым седой, ползучий, не слышны,— внезапно в море, солнцем из-за тучи, заветный остров встал из глубины. Искатели стремятся отовсюду, глазам не верят собственным, и вот: одни смеются, радуются чуду, ну а других отчаянье берет… 1935

Павло Филипович

«Промчалась ночь, тревожна и бесславна…»

Промчалась ночь, тревожна и бесславна. Враги степями рыщут, всё губя. Когда ж на вал ты выйдешь, Ярославна, Нежна душой, тоскуя и любя? Безумный ветер мечет стрелы с силой, И солнце жжет и землю не щадит. А я не вижу, где же руки милой, Кто жизнь мою от горя защитит? И лишь Кончак внушает дочке властно: Пусть пленник верит: мы — его друзья… Коварство, страсть, измену не напрасно В чужих напевах ощущаю я. 1922

«На разбой камням многотонным…»

На разбой камням многотонным, На жестокую сечу ветрам, На расправу зверям, которым Не нужны ни цветок, ни храм, Отдаю смятенную душу И холодных мыслей поток, Жду, надеюсь, — а вдруг обнаружу, Что идет наконец Пророк? Над землею солнце пылает, Заливает небес лазурь, Рядом сердце, что умирает, Отрешась от любовных бурь. И в бескрайней стране покуда Не возник, из праха восстав, Лазарь. Только ночей остуда Проплывает над морем трав.

«Единой воле этот мир подвластен…»

Единой воле этот мир подвластен, Единый путь предсказан нам уже, А смерть придет, — кто счастлив, кто несчастен,— Завет единый сохраним в душе. Спасая красоту, спасутся люди, Жизнь зашумит над гарью пепелищ, Великая мечта недаром будит Всемирным звоном всех, кто слаб и нищ. Века летят, но в необъятном море Не гаснет солнце, и земля жива, И ждут своей гармонии в просторе Зверь, человек, цветок и синева.

«Когда летят, как стаи, плотно…»

Как страшно!.. Человеческое сердце совсем очерствело. П. Тычина

Когда летят, как стаи, плотно Скупые, серенькие дни, Когда сама земля бесплодна И в небе не горят огни,— Когда лишь старцы и калеки Вокруг, и пустота сердец,— Забудь и ты, забудь навеки Мои страданья наконец И то, что все мои надежды, Любовь, и страсть, и похвала, Прошли. Теперь себя утешь ты, Что нежной не со мной была. Вся боль моя в былом растает. Я изменился, ты не та. Над нами вечность пролетает — Пустынен путь, и жизнь пуста. И я, разрывом тем томимый, Смогу ль забыть твои черты? Я слышу только голос милый И вижу мир, пока в нем ты.

«Привел июнь волшебную теплынь…»

Привел июнь волшебную теплынь В притихший сад, в поля — им нету края, Цветок, синея, не звенит; динь-динь, Когда пчела коснется, пролетая. Лишь нежный кубок наклоняет к ней И тянется за бабочкой бесшумной. И каждой мошке предлагают: пей! Цветы, чей спектр — в гармонии разумной. Учись тому, когда придет твой день — Отдать народу мед любви прозрачной, Пусть краски песен радуют людей, Пусть их повсюду ждет прием удачный. И незаметно передай векам Любовь, добро, — нуждаемся в них все мы. Смерть неизбежна, ты исчезнешь сам, Но сотни раз взрастут твои посевы. 1922

«Кому не грезилось, что незнакомка-Муза…»

Кому не грезилось, что незнакомка-Муза Прекрасной девушкой, приветливой и стройной, Во времена далекие являлась Поэтам радости, любви и красоты И даже нежною свирелью удивляла, Наигрывая песни им свои. И всем сдавалось, что беспечную усладу Счастливцы с нею обретали в роще, А может быть, над родником прозрачным, Где солнце искрится, и где смеется месяц, И где без ветра шепчется камыш. Не верьте грезам и усопшим не внимайте! Ветрами, страстностью и жаждою степей, Тоской удушливой и буйными дождями — Несется бурно жизнь над всеми нами, Нуждаясь в том, чтоб строй в ней был и лад. Вдруг просыпается мелодия мажора На дне тревожной и тоскующей души, И сам дивишься своему творенью,— А если кто-то предположит — веришь, Что был обласкан незнакомкой-Музой. 1922

«Круг тревожный желтых пятен…»

Круг тревожный желтых пятен, Слов бездушных череда… Может, солнца свет закатен? Ну, а если нет, тогда Мне б вернуть не краски мая И не розы, не огонь (Это радость, но шальная, Как песок, что жжет ладонь), А хрустальный день на воле, Молодого сердца зов, Труд и песню в чистом поле, А на горке — скрип возов, Птиц, собравшихся к отлету, Гладь озер, где гаснет звук, Легких мыслей позолоту И беспечный час разлук. 1923

«Горбится, горько рыдая…»

Горбится, горько рыдая, День, подытожив судьбу,— Бондаревна молодая, Мертвая, стынет в гробу. Туч собирается свора, Стонет толпа: — О злодей, Власть твоя кончится скоро, Собственник темных людей! Черное шепчется жито, Ветер стучится в окно; Меду-вина не испито, Будет, ой будет вино!.. 1924

«И вот напоследок я слышу…»

И вот напоследок я слышу Бездушное слово: прощай! Миную Госбанка афишу, Во мне утихает печаль. Напрасна попытка — смириться, Хоть я к примиренью готов. Ведь поймано слово, как птица, В воздушную сеть проводов. Ему улететь не придется, Глухую тоску унося, Ведь солнце повсюду смеется, Эпоха веселая вся. 1924