Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20-30-х годов

Антоныч Богдан-Игорь Васильевич

У КОКСОВОЙ ПЕЧИ

В печке моей колдовской, В лютой неистовой вьюге Жара безумного рой Мечется, мечется… Други! В эту минуту, поверьте, Я между жизнью и смертью. Только мечты, как зарницы, В небо стрелою… Сердце устало уже колотиться… Бьется И за горою В травах железных пасется… Лопату беру я И в пасть… углем! Кормлю я, Шучу я С веселым огнем. Как дождик, в жару залетевший на миг, Лепечет в печи уголь черный, шумит… Дымится… Дымится… Но видит мой взор Не

дым, а в камнях драгоценных ковер — Сверкают рубины, Как гроздья калины, И небу подобна лежит бирюза, Правей — диаманты, Смарагды, сапфиры, Левей — аметисты, Агаты, роса… ……………………………… И словно сам — Я весь в каменьях, И словно целый мир В усыпанной созвездьями короне На солнцетроне Горит, дрожит!..

ЧТО НАМ МРАК

Там, где ветер Лепетал О весне сугробам улиц, Златоветви Колыхнулись — Новый день шагал! На качели сядем вместе И разбойничать айда! Мрак, печаль? Я звонок, весел — Молотка стальной удар. Меркнут тени. Блекнут блики. Вечер весь в крови, в огне. Что он мне? К нему привык я, Да и он привык ко мне. На бескрайнем небосводе Мглу берут на копья звезды. Как вчера, так и сегодня Вечер хмурится от злости. Рядом с сердцем — ах, как бьется! — Горлица воркует ночью. Сердце вдруг с цепи сорвется И голубку защекочет. И сквозь мрак степей тоскливых Зоревой начнет полет… Мы — весну несем на крыльях. Наши дни — огонь и лёд.

НА ПОГОСТЕ

Могилы. Краснотал. Кресты. И братский тут покой. Тихо! Прислушайтесь! По шатким ступеням всё выше и выше — Как время, извечный бунтарь — во мрак, помертвевший под купольной крышей, бить в колокол лезет звонарь. …Вдруг — треск пулеметов, и залпы орудий, и визг в синеву: — Нет неба, нет не-ба, а есть борь-ба!

ПЕЧАЛЬ

В зеленых композициях сегодня рос, а после долго с корпусами, с домами городскими говорил. И руки бледные, как месяц,— его, его далекий сноп!— ко мне сам гений простирал: то Леонтовича зеленый, печальный, как осенний, дождь. Тоска, забота, грусть, унынье — поклон мой вам! Люблю я в поле, на кургане, стоять по вечерам, прислушиваться и молиться тому, что там, в низине, тлеет, когда в селе, таком далеком, перекликаются дворняги. Так в композициях зеленых растет мой дух — гармония сознанья. …В зеленых композициях сегодня рос.

«На улице праздник…»

На улице праздник — и за окнами девчата с заводскими хлопцами за руки взялись. — Ой, куда ж мы, парубки, да идем сегодня? — На завод! На завод! — Ой, хотелось, милые, во поля широкие, побродить в цветах! — Нам туда не хочется. Что нам там? Не терпится — мы идем ковать… Так ответив, парубки повели за рученьки молодых девчат. И затихла улица, и запело в кузнице песню ремесло. А на браме, черной браме золотыми куполами небо проросло.

ПАВЛУ ТЫЧИНЕ

Мы любим сталь, чугун и медь, Бетон и гибкость жести: У них учился гром греметь, А струны — петь о жизни. Несем рассветы на плечах. Нужны отчизне звезды? Штыками, саблями в боях Их снимем с неба просто. К лицу ли и тебе, и мне Слагать цветочкам гимны? На революции коне Мы за нее погибнем. И конь ревет, копытом бьет, Всегда подобный бесу. И панцирь радости кует Новый кузнец железу.

СТУЧИТСЯ В ДВЕРЬ ЗИМА

Поселок на горе, а там — завод сизый. На сердце лепестка тепло и тихо: мак. Уже отщебетал хор птичий гимны, мессы — стучится в дверь зима. Ни лодок на реке, ни лебединых крыльев, не за горами снег, и листопад горит, и солнца первый луч плугов уже не будит — ослаб и долго спит. Спокойной ночи всем! Мы, гуси, отлетаем. И я не устаю за солнцем вслед лететь. И в жизни так всегда: не замечаем солнца, пока не устает оно светить и петь. А желтый ветерок резвится, как лосенок. Дуб голый на уме. Гудок. И вот, пыля, товарищи идут, идут, как франкмасоны, и так же, как они, задумчивы поля. Запала тишина. Сгорают молча листья. Понурый пес бежит через глухой овраг… В какой гармонии дождусь я нынче гостя? Стучится в дверь зима…

ГОЛОД

Уже обглодали кони деревья, Чахнет от засухи и осот. Скованы страхом дороги, деревни, Ужас гнезда вьет. А солнце лучи каленые точит, Острит, как ножи, острит, И каждый, сумевший дожить до ночи, Отчаяньем только сыт. Возы надрываются, ищут хлеба, Плетется следом тоскливый скрип, А на горизонте срывается с неба Грома предсмертный хрип. И бледноволосые дни отцветают, И травы забыли прохладу рос… За хлевом голодные псы доедают Сухой прошлогодний навоз.

«За зеленым лесом…»

За зеленым лесом грянул выстрел-гром. Тучи — стаи. Дым столбом. И в лугах туманы, и в полях. Отуманьте еще небо — бах-ба-бах! Расстреляли поле, кровь на цветах. Корчится бандура — в чьих руках? Море крови, море! Безупречный смех так раскрасил землю — куда весне! Покатился выстрел, и другой за ним… мрак убегает по стволам… дым…

«Столбы… Столбы…»

Столбы… Столбы… Кабель переплетается над землею, Переплетается. Зов. Шлях. Шаг. Мы вышли на поиски счастья Голубиного. Даже месяц бледнолицый Искрит… Четче путь отмеряйте шагами, Глазами! Мышцы закалите, Легкие — в мехи! Задетый молнией золотой, Дуб трещит вековой… Столб! И кровавыми солдатскими штыками Растерзаны дебри.