Озабоченный
Шрифт:
– Всё, завтра, - решился я. Завтра была суббота. Придётся прийти, в конце концов.
Костюм, галстук, маме цветы. Думаю, с отцом не перепутаю, как незабвенный Миронов-Козодоев с семьёй Семён Семёныча. Ровно шесть вечера, я стою в прихожей Лениной квартиры. Не перепутал, вручил матери – моложавой симпатичной женщине, держащей себя в форме. Мысленно порадовался за Лену: говорят, если хочешь узнать, какой станет твоя жена, приглядись к тёще. Увиденное мне понравилось.
– Так вот вы какой, молодой человек… - проворковала мать, оценивающе меня оглядывая. Меня так и подмывало щёлкнуть каблуками на манер военного и кивнуть – честь имею! Еле сдержался. – Ну, пройдёмте к столу. Леночка, поставь, пожалуйста, цветы в вазу.
Отец протянул мне руку. Рукопожатие
За безалкогольным ужином поговорили о погоде, о моих родителях и наконец дошли до моих планов.
– МГУ, однозначно. Нет, я пошёл бы в первый медицинский, но там юридического факультета… или есть? Не узнавала, Лен? Университет всё-таки.
Лена чуть не поперхнулась соком.
– Кх-м, кх-м, - закашлялась она, увиливая тем самым от ответа.
– Осторожней надо, доченька… - забеспокоилась мама, постукивая дочери по спине. Та возмущённо изгибалась, уходя от похлопываний. – Ты что же это, в Москву собралась? А как же наше общее решение?
– Да, дочь, действительно... – поддержал жену отец. – Мы платное не потянем, пойми, а на бюджет только у нас поступить можно. Сколько там по ЕГЭ проходной?
Я нахально влез в семейную идиллию.
– В этом году планируется минимум 458 и более. Пройдём, не переживайте. Да, милая? – обратился за поддержкой к Лене, вкладывая в слова заметную долю сарказма.
– Пётр, - заговорил отец серьёзно. – Ты одноклассник новенький, поэтому мы с мамой тебя не знаем, в отличие от других. Лена о тебе рассказывает мало, утверждает, что ты крайне надёжный товарищ и у нас нет причины в её словах сомневаться, но. – Последовала драматичная пауза. – Ты рассуждаешь, будто ты отличник, медалист, а на мой взгляд, прости, не похож; на полном серьёзе утверждаешь, вернее, из твоих слов выходит будто всё давно решено, что вы с Леной будете жить вместе, причём в чужом городе. Как это сейчас модно говорить… вы пара? Как это… у вас отношения? Не рано ли?
– Сердцу не прикажешь, - ответил я, пожимая плечами. – Анатолий Евгеньевич, не беспокойтесь. Я, конечно, прекрасно вас с Антониной Леонтьевной понимаю – кто я такой? Неизвестный тип, ворующий вашу горячо любимую дочь. Однако, я готов чем угодно поклясться, что не обижу Лену никогда в жизни, не допущу, чтобы она страдала и не позволю никому её обидеть. Поверьте мне, я способен за неё постоять…
– А от тебя кто её охранит? – папа, нахмурясь, в волнении забарабанил пальцами по столу.
– Папа! – возмутилась дочь. – Не надо меня от него охранять! – заговорила нервически, постепенно повышая накал.
– Да, мы – пара, да, у нас отношения, мы любим друг друга! Это вполне достаточная причина для… для всего! Скажет в Москву – в Москву поеду, скажет на Северный Полюс – туда соберусь! И не надо меня отговаривать! – последние слова были выкрикнуты истерично. – И не пытайтесь меня удержать, сбегу!
– Доча, доча, - закудахтала мама, пытаясь обнять разбушевавшуюся Лену, которая вырывалась, не давая к себе прикасаться.
– Видишь, что ты наделал, - сурово проговорил отец, обращаясь исключительно ко мне.
Я же косился на Лену, готовую сорваться и убежать к себе в комнату. Если бы меня здесь не было, уверен, так и поступила бы, а сейчас не хотела оставлять меня наедине с родителями, то есть меня защищала, несмотря на истерику. Сердце облилось кровью.
– Я, пожалуй, пойду, - сказал я, поднимаясь. – Спасибо, всё было очень вкусно. Вы замечательные люди, но мне пора… не надо меня провожать.
Они и не собирались. Только Лена, заметив, что я стою одетый, с новым рёвом бросилась ко мне и повисла, как на столбе.
– Петенька, ты прости меня… - выдавила, шмыгая носом.
– Ну, что ты, любимая, не за что тебя прощать… успокаивайся давай и баиньки. Утро вечера мудренее. Ну, всё, всё, - говорил ласково, постукивая девушку по спине. На груди куртки от слёз расплылось пятно.
С трудом разжал её руки и передал Лену маме, которую в этот раз дочь приняла и повисла уже на ней.
– Мама, ну почему вы с отцом меня не понимаете… - я тихо вышел. Пусть сами разбираются по-семейному.
Зв зимние месяцы ведьма поведала многое. Объяснила, почему знаки Юпитера и Сатурна надо было переворачивать – потому что сила из меня исходит согласно им, чтобы они вроде как «видели» куда, а остальные отвечали за поглощение, поэтому писались нормально. Поведала о своей личной жизни. Оказывается, интерес к частым траханиям она потеряла давно, а для заклинаний и для чувства уверенности в себе хватало редких встреч и бус – накопителей. Последней её любовью, если так можно назвать привязанность ведьмы, было та девочка с фотографии девятьсот двенадцатого года. От катаклизмов революции и гражданской войны старуха её прикрыла, но однажды не рассчитала страсть – придушила ремнём, когда хотела лёгким недостатком кислорода усилить оргазм. Для себя и неё, потому что ощущала девочку как себя, наподобие нас с Леной. Хлестала любовницу до крови, фиксировала в мучительных позах, получая смешанное садистско-мазохистское удовольствие, пила её кровь с целью усилить власть над ней и испытать ещё один вид наслаждения, говорила, непередаваемый. Жуть. Я спросил тогда, поражённый: «А совесть тебя не мучала?». На что получил исчерпывающий ответ: «Я давно забыла что это такое, мальчик. И ты забудешь», - сказала и расхохоталась истерично, как она умеет. Но после смерти девочки, вопреки наигранному идиотскому смеху потеряла интерес почти ко всему, поэтому так обрадовалась мне, моей дикой жажде жизни. Я не верил, что могу стать таким же, но боялся. После её рассказа я несколько раз просыпался в кошмарах, когда ощущал себя на месте садиста, издевающегося то над Леной, то над Катришкой с мамой. Ужас.
Много чего рассказала, в том числе о необходимости вести себя скромнее, быть осторожным. Как это сочеталось с требованием устраивать оргии, не прогибаться ни под одну мокрощелку, имея ввиду, разумеется, Лену, неизвестно.
С появлением накопителя окончательно исчез котёнок и мне его неожиданно стало недоставать.
А недавно случайно обнаружил, что у мамы есть любовник.
Я возвращался домой. Издалека заметил, как припарковалась мамина Шкода, купленная месяца два назад, но с места водителя вышла не любимая мамочка, а совершенно незнакомый мужчина. Солидный тип с брюшком, повадками похожий на директора или мелкого бизнесмена. Обошёл авто, открыл пассажирскую дверь, и оттуда выпорхнула страшно довольная, весёлая и невероятно, как мне показалось, красивая матушка. Забирая ключи, она его поцеловала. У подъезда обернулась и приветливо помахала рукой, прощаясь. Она скрылась в доме, он, постояв минуту, неторопливо пошёл по улице, сверкая, как начищенный рубль.
Я остолбенел. В глазах помутилось. Ревность рвала меня на куски. Сжав кулаки, я с силой зажмурился и медленно досчитал до десяти. Отпустило. Дома заметил, что от мамы пахнет вином… и ничего не спросил. Что я, маленький?
Глава 13
Май выдался тёплым. Буянила расцветшая природа, соблазняя народ раздевшимися дальше некуда красавицами, кружили голову ароматы сирени, коей у нас по прихоти мэрии все бульвары и парки засеяли, а мы, залепив носы, глаза и уши, учились, не останавливаясь. Зубрили на уроках, бледнели в квартирах. Не все, разумеется, но мы с Леной гранит грызли, мы были из сознательных. Я заразил её Москвой и родителей она победила. С условием бюджета, во что они не верили. А зря.
Заклинание, вложенное в Ленину голову, дало ей абсолютную память с лёгким доступом к сознанию и усилило логическое мышление, - я постарался. Тем более основа была хорошая – Лена сама была неглупой девочкой, иначе наговор, который я пять раз менял, истратив кучу силы и выплеснув полстакана её крови, которую забирал как уважающий себя будущий медик шприцем, не сработал бы. Выполнив работу, скрепя сердце, ещё одним наговором стёр событие из её жизни. Не хотелось представать перед любимой настоящим колдунишкой и не вселять в девушку подозрения… по крайней мере пока. Теперь улучшение памяти она воспримет естественно, со мной не увязывая.