Озабоченный
Шрифт:
Перегруженные ноги женщины, и так дрожащие как осиновый лист, подкосились, и мне пришлось подхватить её за таз и удерживать руками, одновременно делая фрикции. Было неудобно, но я в запале не замечал никаких неудобств, а только слушал смешанный со стонами вой, грязную ругань интеллигентной учительницы и ждал, специально не воздействуя на наступление оргазма.
Кончили мы почти одновременно. Сначала она, замерев, с силой сумасшедшего эпилептика сжала мой ствол. Одно давление, второе и у меня перехватило дыхание. Я излился. Несколько раз меня искупало в звёздном блаженстве, омыло своей и её силой, которые послушно втянулись в накопитель. Я ослабил захват. Люба упала на софу и сползла на пол. Руки и ноги
Я закинул её на диван и сел сам, наконец, расслабившись. В голове было пусто. Угрызений совести ни по поводу измены любимой, ни по поводу случившейся грубости не испытывал. И не удивлялся.
Прошло целых через пять минут, когда Люба подала голос.
– Петя, узнай, есть ли здесь туалет, ужасно хочу по большому… и душ желательно. – Сказала совершенно спокойно. Ни стеснения, ни следа раскаяния, ни одного признака бушевавшего минуты назад дикого возбуждения. Перевалилась на спину, охнула и села полубоком, рукой облокотившись на спинку софы. Юбку не опустила, волосы не поправила. Взгляд её, до сих пор покрытый поволокой, был безмятежен. – Штаны не забудь натянуть, - подсказала, осмотрев меня с ног до головы.
Мне пришлось выйти в полуподвал, разыскать какого-то неизвестного сотрудника и, чтобы не терять время, воздействовать на него внушением. Душа, увы, поблизости не оказалось, но служебный туалет с раковиной имелся, сразу за поворотом на выходе из коридора с приват-кабинками, в которых вовсю играла музыка.
Проводив Любу до туалета, я вернулся в наш кабинет. Ждать пришлось долго, не менее получаса, зато вернулась женщина как новенькая. Только без колготок.
– Не знаю, как я работать буду, - сказала весело, - работа-то сидячая. Болит, будто ремнём исхлёстана – жёсткая ручища у тебя, а посмотришь, не скажешь. Ну что, поехали?
– Куда? – растерялся я.
– Ко мне. Мать тебя отпустит. Я почему-то не сомневаюсь. Звони.
– Зачем?
– Спать. Просто спать. Не хочу сегодня одна.
Мама, разумеется, отпустила и мы поехали. Легли спать. Люба обняла меня невинно, словно сына, и засопела. Я вздохнул и заставил себя уснут. Зашёл к ведьме, но она не появилась, оставив вместо себя висящий в воздухе огромный смеющийся весьма довольный смайлик, который ещё и подмигивал. Плюнул и вернулся в обычный сон.
Утром Люба всё переиграла.
– Не надо Борю раскодировать, - заявила, красясь. – Душу с тобой отвела и достаточно. Знаешь, сама не ожидала, что так соскучусь по сильной руке, а то Боря теперь не то, что шлёпнуть, обозвать меня боится. Еле упрашиваю… иногда, понимаешь, хочется.
– Это я понял, - сказал с намёком.
– Ничего ты мальчик не понял, - отмахнулась она. – Больше такого не повторится… да, хорошо было, даже очень, но боль терпеть уже не манит. Пусть любовь прошла, пусть он ручной, и пусть так останется. В этом тоже есть своя сермяжная правда. Не всё же вам, мужикам, доминировать. Поживу пока так, может, кого-нибудь встречу… Боря против не будет, уверена, - закончила, усмехаясь.
Уходя, я восстановил все установки и на всякой случай, как только мог глубоко внушил не рассказывать никому и никогда обо мне и теперь понимаю, что Мать-Земля тогда мне подсказала… спасибо ей.
Глава 14
Люба открыла дверь, и как только я ступил через порог, обняла и прошептала.
– Как же я соскучилась, господи, - и тут меня передёрнуло от омерзения. Причём, понимал, что виноват я сам: заставил женщину помимо её воли меня хотеть и она в сердцах упомянула того, кого упоминать при мне нельзя. – Ну же, не отворачивайся, целуй… - продолжала Люба, моего состояния не замечая.
Я сдавил ей плечи до синяков и встряхнул женщину.
– Помолчи, Люба… помолчи… - повторил, успокаиваясь, постепенно ослабляя хватку. А Люба, похоже, только сейчас почувствовала боль. Охнула и зашевелила плечами, выворачиваясь.
– Пусти, Петя, больно, - прошипела разочаровано-удивлённо.
– Отпустил. Всё, отпустил. Прости меня и расскажи-ка лучше, не подходила ли к тебе на днях девушка. Рыжеватая такая, стройная, высокая, фигуристая, одета… стильно… вспомни, ну, пожалуйста.
– Да чего вспоминать! Никто не… ой, - она вдруг пошатнулась и схватилась за сердце. – Как я могла забыть? Напугала тогда меня и… пойдём на кухню, присядем. Я там кофе сварила, думала, чтобы не спать и протрезветь… выпила я на встрече с подружками…
– Неделю назад это случилось… нет, полторы. Понедельник был, у меня семь уроков, вторая смена. Последний закончился, я в учительской домой собираюсь. С девочками болтаем и как-то незаметно – это я позже определила, ну перед тем, как забыть. Незаметно девочки замолкают, одеваются и домой будто наскипидаренные спешат. Я одна остаюсь. Особо не тороплюсь, с бумагами разбираюсь и вдруг голову поднимаю, а за моим же столом напротив меня сидит Вера Хренова – сразу её узнала, несмотря на то что стала она красавицей, как ты описал, а когда училась дурнушкой в классе числилась. Надя, сестра её сейчас в девятом классе один в один – упитанная, неказистая. Разве только ростом высоким отличалась, что, впрочем, её лишь портило – ещё объёмней казалась, как корова… нет, её автобусом дразнили, точно!
– Давай ближе к теме. О чём говорила, о чём особо расспрашивала, что ты ей поведала. Не отвлекайся сильно уж, - поправил я взволнованную учительницу, обнаружившую, что бывшая ученица ей ловко память потёрла и, возможно, вспомнила что-то неприятное.
– Хорошо, постараюсь, - согласилась она, отпив из изящной чашки ароматный дымящийся кофе. – Здравствуйте, говорит, Любовь Михайловна, вы меня узнали?
– Узнала, говорю, здравствуй, Вера. Какими судьбами? И от комплимента не смогла удержаться, сказала, что выглядит просто супер, что ей бы на подиум и спросила, как такое чудо случилось. Она усмехнулась и ответила, что я, мол, сама должна знать. Я сразу о тебе подумала и в лице, видимо, изменилась. Вера тогда наклонилась ко мне, втянула воздух, будто принюхалась, и в глаза мне глянула. Я ни жива, ни мертва стала, внутри похолодело всё, словно пурга прошла. А когда она пальцем лба мне коснулась, сквозь тело молния проскочила, и я совсем замёрзла. Примёрзла к стулу, ни встать, ни двинуться не могу. Ведьма – в голове вертится мысль, - сильнее Петра будет. Страшно стало, как перед казнью.
– Отвечай, спрашивает у меня, где Лада. Я прямо отвечаю – не знаю. Легко так говорю, речь будто сама льётся. Верю, усмехается она, а когда в последний раз встречались? Я ей честно – никогда. Откуда тогда на тебе ведьмина метка? Я только плечами пожимаю, а в мозгах ты вертишься, но язык не поворачивается твоё имя назвать, хотя очень хочется, до зуда буквально. Та мне – ладно, и усмехается, - каламбур получается, правда, Любовь Михайловна? Я как попугай повторяю - правда, смешно: Лада – ладно. И это неудивительно, продолжаю разглагольствовать, ведь Лада древнеславянская богиня любви и согласия, поэтому… тут Вера вдруг разозлилась. Молчать! Скомандовала. Никакая она не богиня, а просто ведьма! Заруби себе на носу – обычная ведьма! И я будто онемела. Да не будто, а натурально.