Озеро Веры
Шрифт:
– Хотя моя мать Ведагора всю жизнь травы собирала, но и она ни разу не находила цветущий папоротник. Может, и впрямь, Вельмате и моей матери просто не везло? Но всё же я решила пойти с тобой в лес, Мирослава, – сказала Вера.
– Куда Вера, туда – и я! – решил Яромир.
– Если ты так хочешь, Мирослава, то и я тоже отправлюсь в лес, – согласился Москай.
– А я никуда не пойду, – нахмурившись, сказала Виринея. – Что толку цветок папоротника искать, коли его не бывает?
– Мы с Виринеей здесь останемся, – сказал Светозар.
Вера, Мирослава,
– Что тут ходить в потёмках? – недовольно проворчал Яромир, когда они углубились в лес.
– Лучше вернуться, – предложила Вера. – В лесу ни зги не видно. Хоть мне и не меньше Мирославы хочется найти заветный цветок папоротника, да видно, не судьба.
– Вера, может, твоя мать и находила когда-то цветок папоротника, да тебе не сказала, – предположила Мирослава.
– Нет. Если бы мама нашла такой цветок, мы бы с ней отыскали клад, разбогатели и в город перебрались, – сказала Вера.
– Слышал я, плохо нынче жить в городах простым людям, – вспомнил рассказы старших Яромир.
– Смотрите! – испуганно произнесла Мирослава.
Впереди светился яркий зелёный огонёк.
– Неужто цветок папоротника светится? – проговорила Мирослава.
– Шутишь? Цветок папоротника должен алым огнём гореть. Зелёным огоньком светятся гнилушки в лесу и на болотах, – объяснила Вера.
Москай подошёл к зелёному огоньку, пнул его ногой, и огонёк погас.
– Точно Вера сказала. Это коряга, – сказал Москай.
– Жалко, что коряга. Всё же мне хочется отыскать цветок папоротника, – вздохнула Мирослава.
– Дался тебе этот цветок! – проворчал Москай.
– А я слышал, будто тот заветный цветок всякая нечисть охраняет, – вспомнил Яромир.
– Ну, давайте, хоть ещё немного поищем цветок! – попросила Мирослава.
– Бродите, сколько хотите по лесу, а я возвращаюсь назад! – не выдержала Вера.
– Мы с Верой уходим из лес, – с готовностью поддержал её Яромир, которому надоело блуждать по тёмному лесу.
– Постойте! Там, впереди, сияет алый огонёк. Как он ярко светится! Я верила, что отыщу цветок папоротника! – обрадовалась Мирослава.
Москай решил порадовать Мирославу и сорвать цветок папоротника. Раздвигая ветви кустарников, омшанский юноша смело направился к алому цветку. По мере приближения к огоньку он заметил рядом с ним ещё один алый цветок, светящийся в темноте. Москай подошёл к огонькам совсем близко и определил, что цветки светятся на уровне его роста. Рассудив, что папоротник так высоко не растёт, Москай решил, что перед ним гнилое дерево. Его не насторожил красный цвет, которым светились огоньки. Забыл пастух о том, что говорила Вера о гнилушках, светящихся зелёными огоньками. Москай решил повалить гнилое дерево, от которого исходил неприятный запах. Он размахнулся и с силой ударил кулаком по стволу, надеясь легко повалить сухостой. К его изумлению рука его угодила во что-то мягкое и тёплое.
И тут ночной лес прорезал дикий рёв! Москай отскочил в сторону, потому что красные огоньки сдвинулись с места. Нечто огромное заворочалась перед ним, и взвыло нечеловеческим голосом:
– Ух! Ух!
А потом послышался громкий топот и треск ломаемых сучьев. Оба красных огонька пропали. Перепуганный Москай развернулся и помчался к друзьям.
– Там было что-то огромное! Оно ухнуло и побежало, – дрогнувшим голосом сообщил Москай.
– Я тоже слышала страшные звуки и очень испугалась! – призналась Вера.
– Что там было? – пролепетала Мирослава.
– Не знаю. Там оказался не один, а целых два красных огонька. Но это точно не цветки папоротника. Там был кто-то живой. Я собирался повалить на землю гнилое дерево. Стукнул его кулаком, а оно как ухнет и убежало. Я слышал топот, – поведал Москай.
– Пойдёмте скорее отсюда! – проговорила Вера.
– Кажется, я догадалась, кто это был. Он точно также днём ухал, – вспомнила Мирослава.
– Ты о ком говоришь? – не понял Москай.
– Да о красноглазом детёныше лесного человека. Выходит, у него в темноте глаза светятся, – сказала Мирослава.
– Знчит, этими красными огоньками были его глазища! – воскликнул Москай. – И запах там стоял неприятный. Теперь я вспомнил, что так же, пока я её не отмыл, попахивала моя свирель, которая побывала в его лапах. Это что же такое получается? Выходит, я лесному чудищу между глаз врезал? Так у меня его кровавые сопли на кулаке, – растерянно проговорил Москай, вытирая о штаны руку, измазанную липкой юшкой.
– Ай, да Москай! Не испугался – врезал лесному чудищу по мохнатой харе! – рассмеялся Яромир.
– Спасибо тебе Москай! Ты отомстил за меня. Какой ты бесстрашный! – поблагодарила юношу Мирослава и засмеялась.
– А как он жутко и жалобно заухал! Видно крепко ты ему вмазал, эрсиянин, – сказал Яромир.
– Не повезло ему сегодня – и стрелой, кажется, в него угодили, и по носу заехали. Бедняга! – перестав смеяться, Мирослава пожалела косматое лесное чудище.
– Может, это не тот детёныш, о котором ты рассказывала, а его собрат, – заметил Яромир.
– Какая разница, какому из диких лесных людей я врезал по сопатке? Теперь он будет думать, прежде чем связываться с людьми. Пусть передаст своим диким волосатым сородичам, чтобы назад уходили. Нечего шастать по нашим лесам всяким мохнатым чудищам! – расхрабрился Москай.
– Рядом с тобой, Москай, мне ничего не страшно! – сказала Мирослава.
– Всё-таки, пойдёмте на поле, к людям, – снова предложила Вера. – Вдруг его родители сюда заявятся, и отомстят нам за своего малыша.
– А ведь мамаша у него ужас, какая огромная! Верно – надо быстрее уходить, – согласилась Мирослава и огорчённо добавила:
– Наверно, и вправду, не цветут папоротники даже в ночь на Купалу.
Искатели заветного цветка пошли на мелькавший среди ветвей жёлтый огонь большого костра. Вскоре они присоединились к людям, веселившимся на поле возле озера.