Ожерелье Дриады
Шрифт:
– Да где мне, темной? – запела Мамзелькина. – Гамадриада завсегда погибат вместе с деревом! Как дерево срубишь, дык и она, родимая, рядышком лягит! Дрожит вся, дерево цалуит, а с места не сдвинется, покуда ее не подберешь.
Мечник приподнял брови. Он о таком никогда не слышал.
– Интересные подробности. Откуда это?
– И, милый… Для гамадриад-то особой службы увоза нету, – расплывчато ушла от ответа Аида Плаховна.
Арей с пониманием посмотрел на ее брезент.
– А дриад тех поменьше будет, чем гамадриад, – продолжала щебетать Мамзелькина. – Они с деревьями
– Репейник? – внезапно перебил мечник, долго вглядывавшийся в красненькое личико Мамзелькиной.
Плаховна осклабилась и заслезилась глазками. Только что Арей выложил вторую карту, и она совпала с картой самой Аиды.
– Ужо и не знаю, зачем эта дурочка Лигулу понадобилась, – сказала она совсем другим, деловитым и собранным голоском. Болтливая расхлябанность куда-то сгинула.
– Знаешь, – сказал Арей.
Аида Плаховна не без кокетства поправила юбку.
– Оно, конечно, знать не знаю, а предполагать могу! – проговорила она не без самодовольства. – Cилы-то Мефа покою мраку не дают. Так или нет? Заморит их Буслаич, ох заморит. А все светлая мешается!
Мамзелькина сжала костлявый кулачок.
– А момент-то сейчас подходясший! – продолжала она. – Светлая на меч Мефа напоролась, и темень у нее в крови бушует. А руку рассекла – потому что сама в мире человеческом увязла и втрескалась как обычная девчонка. У их в Эдеме-то все неспроста! Как по нитке идешь, туды шагнул – сорвался, сюды шагнул – сам себя наказал. Это у нас свобода, кого хошь, того режь, а там-то у них как в тюряге! Убивать, воровать, нажираться, глазки никому не выдавливать – ниче нельзя! Хучь верь, хучь не верь – без брехни говорю! У нас в сравнении с ними прям не жись, а праздник!
– Особенно в Нижнем Тартаре, к которому мы с тобой оба приписаны, – сдержанно ответил Арей.
Он пытался сообразить, откуда Мамзелькиной известно о ране Дафны, о которой он сам слышал впервые. Хотя старуха-то отслеживает все, что происходит с артефактами мрака, к которым относится и меч Мефа. Мрак, что спрут, – тело одно, только щупальца далеко тянутся.
– Теперь Дафка-то дриаду искать будет. Больше ей никто не поможет. А раз так, мы дриаду первыми перехватим. Как светлой не станет – мы Буслаеву Прасковью навяжем. А от Прасковьи-то теперь у Пуфса ключик. Ему выдаден. Вот и станет Пуфс Мефа за веревочку водить, – тоном старой сводни сказала Мамзелькина.
– Что у Пуфса от Прасковьи? – переспросил Арей.
Мамзелькина, спохватившись, что сболтнула лишнего, мгновенно притворилась глухой:
– Ась? Что ты сказал, милок? Какая такая Упуфса? Твоя родня – не моя!
Открылась дверца. Варвара, закончившая заправку, заглянула и подозрительно принюхалась, не замечая подтека пластика снизу на зеркале.
– Вы тут что, пластмассу жгли, что ли? В детство впали? Ручки вам связывать, что ли? – спросила она.
Арей, которого отчитывали в присутствии посторонних, налился сизой кровью. Мамзелькина
– Я тоже всягда мячтала стать пядагогом! – сказала она.
– Поехали! Живо за руль – и вперед! – рявкнул Арей.
Лучше б он этого не делал.
– Да хоть оборитесь! Не поеду! – хладнокровно отказалась Варвара.
Плаховна восторженно хихикнула. Мечник опешил.
– Как не поедешь? В смысле? – спросил он сипло.
– Не только машины хотят лопать, но и шоферюги… Денег дайте! Там при колонке магазин. И Добряку чего-нибудь куплю.
Сунув руку в заведомо пустой карман, Арей, не глядя, сунул ей пару купюр. Варвара взяла, удивленно посмотрела: бумажки были крупные, – и вышла.
– На месте стой! Раз-два! – негромко приказала Плаховна.
Варвара застыла.
– Вот что, голубка! Там во втором ряду на нижней полке будут стоять бутылки! Возьмешь первую с краю. Это скромненький такой коньяк в три звездочки. Хотя и дешевый, но в отличие от всего прочего, что там стоит, – настоящий! – строго сказала Аида Плаховна.
Варвара удивленно воззрилась на нее, желая спросить, откуда бабулька знает, что и где стоит в магазине, который старушка и снаружи-то едва видела. Но спрашивать не стала, выразительно хмыкнула и пошла.
– Запустил ты девчонку! Характера столько, что ветер подует – до потолка взлетит! – заметила Мамзелькина, провожая ее взглядом.
– Это все свет! – с гневом заявил Арей. – Вырастили из девчонки непонятно кого! Хамит, не слушается! Разболтанная, своевольная! В одно ухо влетает – в другое вылетает!
Плаховна сочувственно закивала.
– Ох уж этот свет! Монстров плодят, натурально! И главное, в кого бы! Такой спокойный тихий папа! Хоть бы ножкой когда на кого топнул! Хоть бы муху обидел! – согласилась она.
– АИДА!
– Да что ты меня все аидкаешь! Плаховна я! Дурачишь ты меня, Арей, ой дурачишь!
Мечник напрягся.
– Это еще почему?
– Да вот с дриадой. Я-то ее для Лигула ищу: его приказ. Доверяет он моему чутью. А ты ведь свой интерес имеешь.
– Какой? – жадно спросил Арей.
Аидушка протянула руку и задиристо толкнула его кулачком в плечо.
– А то сам не знаешь! Ежели девчонка привяжется к тебе, хотя бы и не зная, кто ты, ее эйдос начнет темнеть! А он и так дохлый совсем, больной, половинчатый. Сам подумай: много б тебе за него дали, если б ты на него меняться с нашими стал, не говоря, чей он? Силенок-то в нем, как в квелой курице! Ярким-то эйдосом звезду новую зажечь можно, а этим мопеда, извиняюсь, не заведешь!
Арей засопел. Одно дело – знать правду самому, и совсем другое – ее услышать.
– Меф-то со мной сколько общался, и ничего! Не потемнел! – сказал он хмуро.
Мамзелькина хихикнула.
– Ты мужской эйдос с женским не сравнивай – это все равно как сухарь и сдобная булка. Сухарь лежит себе месяцами – полеживает, только больше еще черствеет, а в булке едва зараза какая заведется – моментально вся в плесени!.. Да и с Мефом-то Дафна рядом была, выправляла. Ты на Вихрову посмотри! Вроде как и не привязывалась к тебе, а эйдос-то едва чадит. Проку от него! Вот народ и не зарится.