Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов

Хайне Э. В.

Два дня и две ночи он провел беспомощный. По ночам по его лицу бегали мухи и тараканы. Руки и ноги его ломились от боли. Веревка глубоко врезалась в тело. Утром третьего дня она сняла с него путы. Он поцеловал ей руки от облегчения.

Она разговаривала с ним, как говорят с животными или детьми, медленно, выделяя каждое слово, как будто боялась, что он не сможет поспеть за ней. При этом сардский язык звучал почти как классическая латынь.

Она опустилась на колени перед огнем, нагая. Длинные волосы спадали вниз как лошадиная грива Она подула на почти потухшие угли, осторожно старалась разжечь их с помощью сосновых лучин и соломы.

Она встряхивала, обмахивала

и ворошила их, пока пламя с треском не поднялось. Тогда ее глаза засмеялись. Она умеет разводить огонь, подумал Орландо. Он рассмотрел ее.

Никогда в жизни он не был так близко от обнаженной женщины. Как говорил тот поп: «Gallina поп est avis, uxor non est homo. – «Курица не птица, женщина не человек». Как же он был прав!

Когда почти постоянный ветер с северного острова затих на пару часов, она вынесла деревянные скамеечки для них обоих и поставила перед лачугой.

– Смотри, – сказала она и показала на молящуюся женщину, – Богомолка. Она восхваляет своего Творца.

– Она воздела руки не для тою, чтобы молиться, а для того, чтобы убивать, – сказал Орландо. – Она проглатывает все, что приближается к ней, даже своего самца во время совокупления.

– Ты ничего в этом не понимаешь, – перебила она его. – Она молится.

Ее хижина находилась на краю поселения и стояла выше остальных. Орландо насчитал восемнадцать крыш.

Насколько хватало взгляда – везде только камни да скалы всех цветов: красные как запекшаяся кровь, болотно-зеленые, фиолетовые, цвета сажи, грязно-серебряные и серые, всех мыслимых оттенков. Унылый вид. Деревня казалась покинутой. Мужчины были в море или в горах со своими отарами. Оставшиеся дома старики и женщины смотрели на него враждебно. Дети даже кидали в него камни.

– Chi venit da'e su mare furat, – сказал Луиджи, единственный, кто проявлял к нему интерес. – «Кто пришел с моря, тот вор». Так было всегда у нас. Все, кто причаливал здесь, хотели нас уничтожить. Финикийцы, римляне, византийцы, сарацины. Сейчас – генуэзцы и пизанцы.

– И вы никогда не защищались? – спросил Орландо.

– Часто, но всегда безуспешно. Ты слышал о Хамспикоре? Он был одним из нас. Когда Ганнибал стоял пред воротами Рима, он воспользовался слабостью империи и боролся за свободу. Римский полководец Манлий Торкват разбил плохо вооруженных сардинских пастухов недалеко отсюда, у подножия Мон Фе-ру. При виде усеянного трупами поля битвы Хамспи-кор бросился на свой меч. Два поколения спустя два других пастушьих племени, балари и ильенси, попытались еще раз. Рим прислал полководца Семпрония Гракха Он велел обращать в рабство всех, кто попадал ему в руки. Невольничьи рынки переполнились сардами настолько, что на них упала цена. Sardi ver-nales, баснословно дешевые сарды – это стало крылатым выражением. Не беспокойся так, тамплиер, если мы тебя возьмем к себе на службу. Нам, Sardi vernales, повезло не так как тебе. Сарды ненавидят чужестранцев. А чужой здесь всякий, кто не родился на соседнем дворе. У нас каждая деревня ведет войну с соседней: за пастбище, источники, за право на дороги, из-за угнанных овец и украденных девушек. Вендетта требует больше жертв, чем море. Люди недоверчивы. Они оградились друг от друга. Знаешь, в глубине Сардинии есть деревни, жители которых ничего не знают о море. Они далее не подозревают о том, что живут на острове! Они ни разу не видели моря. Оно не интересует их. Козы и овцы обеспечивают их одеждой и пропитанием. Вино, оливы и мед у них водится в избытке. Что нужно еще человеку для счастья? Все, что приходит извне, – зло. И это распространяется и на тебя.

Сад позади козлятника, где росли крапива, ежевика, чертополох и дикие травы, представлялся настоящей вселенной редкостной живности. Здесь жужжали шмели, осы, осмии, майские жуки, божьи коровки и короеды – Орландо умел различать их всех. Его любимцами были пауки. Он определял их виды по паутине. Тут тянули свои тонкие нити паук-крестовик с орденским крестом на плечах, юркий паук-охотник, неторопливый паук-угольник. Маленький знакомый мир насекомых, запах лаванды, неумолчное стрекотание цикад, блеянье овцы – все это наполнило душу пленника тоской по родным полям Жизора.

Однажды он увидел нескольких мужчин возле хутора, расположенного в самом низу холма. Двое держали осла, а третий ударил несколько раз ему в голову мясницким ножом. Осел, еще молодой, очень худой, закричал так, что Орландо заткнул уши. Боже мой! Почему они не оглушили его из милосердия? Вместо этого они изувечили измученное животное прямо во дворе, так и не убив его.

– Зачем они поступают так? – спросил Орландо у Луиджи.

– Ты видел когда-нибудь мулов, которые работают на наших полях, возле оросительных каналов? Они бегают по кругу. Всю свою жизнь – только по кругу. Никакая тварь не выдержит этого, даже осел. Поэтому их сажают на темный поводок.

* * *

Они натянули сети на холме между двумя пробковыми дубами. Черный дрозд служил им приманкой для птиц. Орландо и Луиджи спрятались в кусте олеандра.

Они устроились на срубленном стволе, жевали орешки пинии и ждали. Глубоко внизу сверкало в утреннем солнце море. Воздух наполнился ароматом цветов и стрекотанием цикад.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Луиджи. –Таким же глубоко несчастным, как тот дрозд.

– У него же все есть.

– Кроме свободы.

– Петлю на лапке он носит ради собственного блага. Я нашел его со сломанным крылом. Он давно бы уже умер.

«Как и я», – подумал Орландо. А вслух спросил:

– Почему ты взял меня? Я тебе не помощник.

– Не подобает мужчине целый день торчать у печи. Для рыбалки или охоты на кабана ты еще слишком слаб. Жар сжег твои легкие. Но ты молод. С помощью Маруселлы ты скоро будешь вновь полон сил.

– Маруселла? Странно, я ни разу не подумал спросить, как ее зовут.

– С женщинами происходит как с животными. Никому не пришло бы в голову назвать рыбу или птицу по имени. Их меняют как животных для верховой езды. Никто не держит коня для того, чтобы беседовать с ним. Кони хотят, чтобы на них ездили, а женщины жаждут быть беременными.

– Ты думаешь, Маруселла хочет ребенка?

– Кто не желает этого? Как можно вспахивать землю, не желая собрать урожай? Здесь, на островах, мужчину, который умирает без потомства, хоронят с крысой между ног. Людям приходится умирать, однако это становится трагедией только тогда, если вымирает весь род, когда невосполнимо, на все времена обрывается цепь предков и не рожденных потомков.

– Возможно, она уже беременна, – сказал Орландо.

– Так быстро не получается, – поучал его Луиджи. – Люди не кролики. Мы, скорее, подобны деревьям, которые должны посеять много семян, прежде чем появится росток.

Стая дроздов пролетела, кружась над пробочными дубами. Их пойманный сородич отвечал им, взволновано хлопая крыльями. Порхая, они опускались вниз и снова поднимались, кружа, – трепещущее живое облако. Они пугались и возвращались обратно, и подлетали ближе, и колебались, и отступали, словно чувствовали опасность. Наконец любопытство пересилило страх. Как западный ветер дует в верхний парус на мачте, так и они летели в провисшие сети, надували их и наполняли своими телами.