Ожерелье королевы
Шрифт:
Леонар только что закончил свою работу, и королева, скинув пеньюар из индийской кисеи, облачилась в утреннее платье.
Дверь открылась.
— Вот, — сказала королева графу д’Артуа, — если вы желаете спросить что-нибудь у Андре, она здесь.
Действительно, в эту минуту вошла Андре, держа за руку красивого дворянина со смуглым лицом, умными черными глазами, полными выражения благородства и грусти, и в то же время настоящего солдата, сурового и сильного, всей своей наружностью напоминавшего один из прекрасных фамильных портретов кисти Куапеля или Гейнсборо.
На Филиппе де Таверне был темно-серый костюм с тонкой серебряной вышивкой; но этот серый цвет казался черным, а серебро казалось железом; белый галстук и белое, матового оттенка, жабо резко выделялось на его темном камзоле, а пудра прически оттеняла мужественность и энергию лица.
Филипп приблизился, вложив одну руку в руку сестры, а другой изящно держа шляпу.
— Ваше величество, — сказала с почтительным поклоном Андре, — вот мой брат.
Филипп медленно и торжественно склонился перед королевой.
Когда он поднял голову, королева все еще продолжала смотреть в зеркало. Правда, она видела Филиппа в зеркале так же хорошо, как если бы глядела ему прямо в лицо.
— Здравствуйте, господин де Таверне, — сказала она.
И обернулась.
Она была прекрасна той царственной лучезарной красотой, которая собирала около престола как сторонников монархии, так и поклонников королевы; как женщина она была одарена могуществом красоты и — да простят нам эту перестановку слов — вместе с тем красотой могущества.
Филипп, увидев ее улыбку, почувствовал на себе взгляд ее чистых, горделивых и в то же время кротких глаз, побледнел и проявил все признаки глубокого волнения.
— По-видимому, господин де Таверне, — продолжала королева, — вы первый свой визит наносите нам? Благодарю вас.
— Ваше величество изволили забыть, что благодарить должен я, — отвечал Филипп.
— Сколько лет, — сказала королева, — сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись с вами… Самое лучшее время жизни, увы!
— Для меня — да, ваше величество, но не для вас, для которой все дни лучшие.
— Вам, значит, так понравилось в Америке, господин де Таверне, что вы там остались, когда все возвращались оттуда?
— Ваше величество, — сказал Филипп, — господину де Лафайету, покидавшему Новый Свет, нужен был офицер, которому он доверял бы и мог поручить командование некоторой частью союзных войск. Поэтому господин де Лафайет рекомендовал меня генералу Вашингтону, и тот изволил назначить меня на эту должность.
— Из этого Нового Света, о котором вы говорите, к нам, по-видимому, возвращаются герой за героем.
— Конечно, ваше величество говорит это не обо мне, — отвечал с улыбкой Филипп.
— Почему же не о вас? — спросила королева. — Взгляните, брат мой, — продолжала она, обернувшись к графу д’Артуа, — на прекрасную внешность и воинственную осанку господина де Таверне.
Филипп, увидев, что ему дают возможность представиться графу д’Артуа, с которым он не был знаком, сделал шаг по направлению к нему, испрашивая тем самым у принца позволения его приветствовать.
Граф сделал знак рукой, и Филипп склонился перед ним.
— Красивый офицер! — воскликнул молодой принц. — Благородный дворянин, я счастлив с вами познакомиться! Каковы ваши намерения теперь, по возвращении во Францию?
Филипп взглянул на свою сестру.
— Монсеньер, — сказал он, — интересы моей сестры для меня важнее моих собственных; я сделаю то, что она пожелает.
— Но ведь, кажется, еще есть господин де Таверне-отец? — спросил граф д’Артуа.
— Да, монсеньер, наш отец, к счастью, жив, — отвечал Филипп.
— Не в этом дело, — с живостью перебила королева. — Я предпочитаю видеть Андре на попечении ее брата, а ее брата — на вашем, граф. Итак, вы берете на себя устройство его судьбы, не правда ли?
Граф д’Артуа сделал утвердительный жест.
— Известно ли вам, — продолжала королева, — что нас с ним соединяют очень тесные узы?
— Тесные узы? Вас, сестра моя? О, расскажите мне об этом, прошу вас,
— Да, господин Филипп де Таверне был первым французом, которого я увидела, въехав во Францию, и я тогда дала себе твердое обещание устроить счастье первого француза, которого встречу.
Филипп почувствовал, что лицо его залилось краской. Он закусил губы, чтобы заставить себя казаться спокойным.
Андре взглянула на него и опустила голову.
Королева перехватила взгляд, которым обменялись брат с сестрой; но как могла она разгадать, сколько затаенной скорби было в этом взгляде!
Мария Антуанетта ничего не знала о событиях, изложенных нами в первой части этой истории.
Она приписала совершенно другой причине подмеченную ею грусть во взгляде Филиппа. Почему бы, если столько людей влюбилось в дофину в 1774 году, и господину де Таверне не помучиться немного этой всеобщей любовью французов к дочери Марии Терезии?
У королевы не было никакого основания считать это предположение неправдоподобным, решительно никакого, даже после тщательной оценки себя: в зеркале отразилась красота женщины и королевы, когда-то очаровательной девушки.
Таким образом, Мария Антуанетта приписала вздох Филиппа сердечной тайне, поведанной братом сестре. Она улыбнулась брату и обласкала сестру одним из своих самых приветливых взглядов; она догадалась не обо всем, но и не во всем ошиблась; так пусть же никто не усмотрит преступления в этом невинном кокетстве. Королева всегда оставалась женщиной и гордилась тем, что вызывала любовь. У некоторых людей есть врожденная потребность завоевывать симпатию всех окружающих, но от этого их душа не должна непременно отличаться меньшим благородством.