Ожерелья Джехангира
Шрифт:
Некоторые рыболовы любят ставить на тайменей стальные переметы, наживляя крючки хариусами, ленками, белками, птицами, мышами. У меня появилось отвращение к переметам, с той поры когда я увидел, как один охотовед бил тайменя, проглотившего крючок, дубиной, потом кромсал кинжалом. Он вытащил не рыбу, а растерзанную окровавленную тушу.
Кое-кто из сибиряков стреляет лососей из карабинов, особенно когда они стоят на мели вблизи берега. Я такую «охоту» не признаю.
Якуты, долганы и нганасаны часто добывают тайменей закидушками, то есть привязывают к ременному мауту (Маут — плетенное из ремней лассо,
Если нет под рукой прочных крючков, вытачивают из бивня мамонта или из ребра старого оленя (можно также из крепкой мореной лиственницы) большую иглу с двумя заостренными концами. Насаживают на нос приманку, привязывают посредине крепкую веревку и закидывают. Почувствовав поклевку тайменя, дергают за веревку: игла становится поперек горла, вонзаясь в тело.
Эвенки обычно садятся в лодку и волокут за собой крепкий шнур с куском мяса. Когда таймень проглотит наживу, они изо всех сил гребут против течения, чтобы измотать «противника». Смотреть на такие схватки очень интересно. Иной лосось возит рыболова по реке часов семь. Главное искусство здесь — не дать опрокинуть лодку.
Забавный способ довелось увидеть на верхнем Енисее. Наш проводник-тувинец бесшумно подкрался к скале, под которой лежали таймени, накинул одному на башку петлю из стальной проволоки и резким рывком выволок его на берег.
В некоторых местах Сибири тайменей бьют копьями, когда они прыгают через водопады. Попасть в летящую рыбу, взмывающую над рекой на какое-то мгновение, — высокое мастерство. Нужна необыкновенная меткость, орлиная быстрота и крепкие руки.
Алтайские жители ловят тайменей весной донными удочками с колокольчиками и без колокольчиков, насаживая крупных червей, рыбу, лягушек.
Ангарские спортсмены применяют «глубинный настрой» — так они называют донную удочку, оснащенную катушкой, большим поплавком и гирляндой овальных свинцовых грузил, расположенных выше паводка, словно бусины, начиная от мелких с горошину и кончая крупными. Насаживают обычно хариусов, ловят с лодки на быстринах, становясь на якорь перед глубокими ямами и пуская поплавок вниз по течению, как в проводку.
Если все грузила сняты, а на крючок надето насекомое или искусственная мушка, рыбаки зовут такой настрой верховым.
В тихих роках и озерах можно применить глубоководную дорожку, чтобы блесна шла вблизи дна, только надо обязательно следить, как бы шнур случайно не обмотался за руку — иначе таймень вырвет рыбака из лодки. На перекатах хорошие результаты дает так называемая «обыкновенная», или легкая, дорожка.
Некоторые рыболовы любят ставить на тайменей жерлицы — точно такие же, как на щук, только более крепкие. На быстринах жерлицы привязывают к солидному колу, а вбитый кол в свою очередь к валуну. Если кол вырван, значит, попался, голубчик. Можно ловить также и с помощью кружков, но это уж в спокойных заводях и озерах.
Многие спортсмены Южной Сибири сильнее всего радуются тайменю, который возьмется на мушку при ловле нахлыстом или «верховым настроем». Он доставляет больше переживаний и восторгов, так как крючки под
Мушки делают всякие, но особым почтением у тайменей пользуется «изобретение» алтайских рыбаков — комбинация тряпочек, ваты, мулине, шелковых ниток, птичьих перьев и барсучьей шерсти. Говорят, оно похоже на крупную личинку живого домика. Я в этом сомневаюсь, но тайменям виднее.
Зимой сибирские лососи хорошо берутся только в глубоких ямах. Ни лютые таежные морозы, ни полярные метели не могут заглушить их неуемной хищной прожорливости. На Амуре рыбаки ставят над прорубью палатку или берестяной чум и махают себе коротеньким удилищем, опуская и подымая нанайскую блесну — сигару, вылитую из олова. На Подкаменной Тунгуске ловят тайменей в марте «кондачаньем» — так эвенки зовут обычную донку, на которую насаживают оленье сало или размягченные лосиные жилы, напоминающие белых червей. На Бахте в качестве приманки используют беличьи языки, потроха от глухарей, тетеревов, куропаток. Не отказываются таймени и от мороженых мышей. На Урале ставят жерлицы с живцами. Лунки засыпают снегом или сухой травой, чтобы рыба не пугалась.
В конце прошлого века на Оби, по словам этнографа Зуева, щук и тайменей ловили так: «…По укреплении льдов делают небольшие шалаши над прорубками, в кои опускают нарочно сделанные для приманы деревянные рыбки, маленькие, на тоненьких веревочках с камешками, и как к оным манщикам подойдет рыба, то колют острогами…»
На Оби кое-где живы еще старики, которые специальным шестом надевают на головы тайменей, привлеченных манками, проволочные петли.
Однако самая распространенная ловля тайменей в Сибири — это спиннингами. Спиннинг можно встретить сейчас и в тувинских юртах, и в лесных избушках нанайцев, и в чумах эвенков. Ловят тайменей на искусственную мышку и блесны.
Мышки вытачивают из дерева бересты или пробки, обтягивают их сукном, серой беличьей шкурой или лучше всего кожей, снятой с козьей ноги или с молодых рогов оленей, когда они еще бархатные. Если мышка получилась легкая, то в середину заливают немного свинца, чтобы удобней было ее забрасывать. Хорошо берут таймени на мышь темными и лунными осенними ночами.
Итак, когда вы, дорогой читатель, поедете осваивать еще не обжитые сибирские места, строить новые рудники, гидроэлектростанции, заводы и фабрики, прокладывать новые дороги, не забудьте захватить с собой спиннинг. Уверен, именно вам попадется легендарный великан, о котором я мечтаю всю жизнь, — на пятьдесят, а то и на все сто килограммов.
Особое внимание обратите на прочность спиннинга. Удилище должно быть легким, крепким, длинным, лучше всего двуручным. Некоторые путешественники предпочитают короткие одноручные удилища, сделанные из стальных шампуров для шашлыков, старинных шпаг или спортивных рапир. Но такие куцые, бронированные творения, хоть и удобны в походах, лишают спиннингиста остроты охотничьей борьбы, притупляют переживания и страсти. То ли дело держать длинный, упругий хлыст, склеенный из пружинистых пластин мореного бамбука, который даже при малейшем движении рыбы дрожит и трепещет, извиваясь дугами, — и все тогда поет, ликует в груди.