Ожидание Соломеи
Шрифт:
Охранник вызвал к посту третьего секретаря посольства, коротко изложил ему ситуацию и передал конверт. Секретарь, взяв под руку Миому, повел его в глубь здания, ласково улыбаясь и успокаивая его увещеваниями, что ему ничего уже не грозит, что он находится в демократической стране и что с этого дня американское правительство позаботится о нем.
Он провел Миому в большую комнату и оставил его на попечение какой-то миловидной девушки, а сам незамедлительно отправился к послу и передал ему конверт.
Посол, отставив чашку с кофе, на полчаса погрузился в чтение письма, в котором говорилось о том, что он, Миома, будучи еще в материнской утробе, в целях медицинских экспериментов подвергся
Посол на мгновение оторвался от чтения письма и подумал о том, что вынужден вникать в бред сумасшедшего. Но он вернулся к финалу письма и прочел следующее:
«Уважаемый Господин посол! Уверен, что, прочтя эти строки, Вам покажется невероятным все вышеописанное. Но смею Вас уверить, что я не являюсь ни сумасшедшим, ни тем более фальсификатором. Все факты, изложенные в письме, можно достаточно легко проверить, имея необходимых специалистов».
И далее следовал постскриптум:
«Уважаемый Господин посол! В связи с вышеперечисленным прошу предоставить мне политическое убежище, так как надо мною возникла непосредственная угроза смерти».
И подпись:
«С уважением, Миома Дулович».
Посол механически отхлебнул холодный кофе, некоторое время тискал между ладоней свой череп, размышляя над прочитанным. В его смятую голову пришли три версии. Либо написавший это письмо — сумасшедший, либо — внедряемый КГБ разведчик, в третьем же случае — он пишет правду…
Во всех трех вариантах перебежчик представляет собою ценность. Если он сумасшедший, то это письмо просто опубликуют в американской прессе, используя его как сенсацию о деятельности русских секретных ведомств. Если он агент, то его расколют и попытаются перевербовать… Если же подтвердится третья версия, то… Далее посол подумал, что это уже не по его части, отложил письмо, по телефону связался с Вашингтоном и получил распоряжение ближайшим рейсом отправить Миому в столицу самого демократического в мире государства.
Ранним утром следующего дня Миому одели в форму морского пехотинца, напялили на его голову парик и в машине американского посла доставили в международный аэропорт. Там, под прикрытием четырех охранников, он поднялся на борт «Боинга», на всякий случай был заперт вместе с летчиками в кабине, а после взлета был выпущен в пассажирский салон. Сидя возле иллюминатора, смотря, как под облаками исчезают очертания родины, Миома вспоминал мать и думал: получила ли она его письмо, отправленное накануне?
«Моя дорогая, единственная мама! — писалось в письме. — Я не знаю, доведется ли мне когда-нибудь гладить твои родные руки, расчесывать твои бесконечные волосы, смотреть в твои ночные глаза. Я знаю, что ты ждешь моего решительного шага, ждешь, что я добьюсь для тебя того, чего в немых клятвах обещал ежесекундно. Верь мне, надейся, распредели свою вечность на ожидание, считай звезды и меряй взглядом расстояние до них. Тогда время спрессуется, у твоих ворот скрипнет колесница и доставит тебя на власть. Прощай. Твой сын Миома Дулович».
Через одиннадцать часов «Боинг» приземлился в аэропорту Вашингтона. Встречающие усадили Миому в автомобиль, и, по их словам, по пути в город он ни разу не выглянул в окно, чтобы полюбоваться незнакомыми пейзажами. Как будто проезжал по этой дороге ежедневно…
Миому поселили не в Вашингтоне, а в его пригороде, в маленьком доме с двумя слугами. Ему дали три дня на отдых, а на четвертый начали работать.
В день ему задавалось до трехсот вопросов, а он должен был на них письменно отвечать — подробно, как того требовали улыбчивые ребята в отутюженных костюмах. За неделю он исписал четыреста страниц бумаги и предполагал, что в будущем использует не меньше. Но вопросы неожиданно кончились, Миому на несколько дней оставили в покое, он отдыхал, а тем временем его ответы пропускались через вычислительные машины, проходя проверку на достоверность. Пережевав вложенную информацию, компьютеры выдали результат. Соотношение между правдой и ложью в ответах Миомы было примерно пятьдесят на пятьдесят, и сотрудники специального отдела ЦРУ всерьез заподозрили в лысом подростке разведчика. Путем практических исследований им оставалось выяснить одно — действительно ли Миома может конденсировать в мозгу образцы передовой военной техники, или же это только миф.
На одном из сверхсекретных американских заводов готовился к сборке новейший вертолет «IНХ». Как считало командование, сведения о нем еще не могли просочиться в русскую разведку, и именно эту конструкцию предложили воссоздать Миоме. Он согласился и попросил три месяца для работы. Ему дали только тридцать дней, но также предложили новейшее оборудование, могущее понадобиться в процессе творчества,
Миома работал по восемнадцать часов в сутки, прерываясь только для того, чтобы поесть. Нельзя сказать, что он получал от этого труда большое удовольствие, так как не мог выделить достаточно времени для осмысления некоторых деталей модели. Но, как бы то ни было, конструкция была построена в срок и шокировала специалистов своей идентичностью с вертолетом «IНХ», за исключением мелких деталей, таких, как несоответствие оружия, несомого вертолетом Миомы, и названия «М-3». Все это, конечно, в сравнении с оригиналом. Специалисты также отметили некую логичность в установлении на вертолет именно таких пулеметов и пушек и стали подумывать о перевооружении своего детища по образцу «М-3».
Подозрения в том, что Миома — русский разведчик, отпали.
Отдел ЦРУ, промучившись месяц над возможностью использования телепата в разведывательной деятельности против русских, все-таки отказался от нее, искренне сокрушаясь о том, что Миома такой узкий специалист и не может телепатировать к ядерным ракетам, например.
ЦРУ закончило свою миссию и передало Миому гражданским властям. Ему оформили статус политического беженца и, выяснив, где он хочет жить, купили билет до Нью-Йорка.
Миома оформил себе вэлфэр, снял маленькую комнатку в Гарлеме и стал жить в негритянском квартале. Негры его не трогали, считая сумасшедшим лишь потому, что он поселился в их квартале, не испугавшись мелькания своего белого пятнышка на черном фоне их преступного большинства.
Два месяца Миома прожил, присматриваясь к Нью-Йорку, а на третьем месяце как-то ночью к нему в квартиру неслышно забрался неизвестный человек и из бесшумного пистолета расстрелял его кровать. В этот момент Миома стоял за дверью и с любопытством следил за действиями незнакомца. После того как тот расстрелял всю обойму, он вышел к нему навстречу и проявил свою необыкновенную силу, задушив голыми руками непрошеного гостя. Перед смертью тот признался на русском языке, что является агентом КГБ и получил задание убить предателя.