Ожившие кошмары (сборник)
Шрифт:
Автобус резко остановился. Егор чуть не выбросил руки вперед, но вместо этого плотным кольцом сомкнул их вокруг розовой коробочки. Съехав с сиденья, он сохранил нетронутым коробочку, но больно ударился головой о ручку сиденья перед собой.
— Осторожнее! — воскликнул Егор Степанович, потирая бровь. На замерзших пальцах осталась темная кровь. — Не дрова же везешь!
Тут он понял, что автобус остановился. Дверь с лязгом отворилась. Водитель обернулся к пассажирам.
— Агафья Никитична! Ваша!
Скрюченная бабушка встрепенулась.
Неловкими старческими движениями она второпях начала копошиться. Растирая влагу по запотевшему окну, Егор Степанович смог различить лишь множество огней, словно они находились на хорошо освещенной улице. Сначала, что логично, подумалось: Александровка!
— Это какая? — прогремел на весь салон Егор Степанович, приобняв свою розовую коробочку и приготовившись бежать к выходу.
— Какая-никакая, — пробубнил водитель себе под нос и прокричал в ответ: — Не-ва-ша!
Количество света за окнами автобуса переходило все мыслимые размеры настолько, что казалось наступил день. Но благодаря плотному туману, разглядеть за окнами было ничего невозможно, словно они заехали прямо в светящееся облако.
— Будет ваша — сообщу! Ну, что вы там Агафья Никитична! Ноги не забыли?!
— Та иду, иду! Слав те хоспади, добралася!
Повязанная платком голова старушки резко нырнула под сиденье, и Егор Степанович услышал грохот, с которым тело упало на пол. Вскочив, он и бросился на помощь, но она уже выползала из пролета на руках.
— Скок лет мучалась! Таплетки пила!
Упираясь руками, старушка выползла на середину салона. Нижняя часть ее тела кончалась длинной окровавленной юбкой, волочащейся за ней по салону сорок первого автобуса. За собой старушка тянула лукошко, под покрывалом которого Егор Степанович разглядел две ноги.
— А тут КАМАЗ! Трах-бабах! И нет старой бабки!
Старушка рассмеялась, и грустный водитель, верно, из уважения подхватил ее смех.
— Ну какая же вы старая, Агафья Никитична! Вам еще жить да жить! Да внуков нянчить!
— Так зачем все эти таплетки пила? Мучалася токма, да пенсию фсю тратила!
— Ну, пути Господни, Агафья Никитична, — понимающе кивнул грустный водитель. — Пути Господни.
— Спасибо тебе, мил человек! — сказала старушка, ловко спускаясь по ступеням на руках. — Дай Бог те здоровя!
— Спасибо, и вам того же! — ответил водитель, махнув рукой на прощанье. — Ну, счастливо!
Двери с лязгом захлопнулись.
Егор Степанович стоял в пролете, одной рукой схватившись за поручень, а второй прижимая к себе розовую коробочку. Он крепко-накрепко зажмурился, но перед глазами стоял красный след, тянувшийся за старушкой. Егор досчитал до десяти, а когда открыл глаза, сорок первый как ни в чем не бывало снова мчался сквозь непогоду. Салон автобуса был чист.
Бритоголовый в дорогом костюме продолжал смотреть перед собой, покачиваясь вместе с автобусом, будто ничего особенного и не произошло. Осторожно придерживая розовую коробочку, Егор Степанович опустился на соседнее с мужчиной сиденье.
— Ты это видел? — шепотом спросил он.
Всем своим видом настойчиво показывая, что не замечает Егора, бритоголовый мужчина продолжал что-то шептать губами. Егор Степанович немного наклонился и прислушался.
— И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого…
Кончив молитву, мужчина остановился и, не шевелясь, одними лишь глазами, покосился на Егора.
— Эй? — спросил Егор. — Ты чего?
Егор было поднял руку, чтобы коснуться мужчины, но тот, вздрогнув, снова затараторил:
— Отче наш, да святится имя твое, да прибудет царствие твое, да будет воля твоя…
— Да не трогай ты его!
Обернувшись к водителю, Егор увидел грустные глаза в зеркале заднего вида.
— Он уж какой круг катается. Все едет и едет, а выйти не может.
Егор Степанович, подумав, что любой диалог лучше нелепого молчания, перебрался поближе к водителю. Он пристально осмотрел его: седина в волосах, морщинки вокруг глаз, нелепые гусарские усы и серая кепка с ушами — таких водителей в каждом поселке с десяток наберется. На приборной панели три иконки и накопитель для столовых приборов, лежащий на выцветшем полотенце, наполненный гремящими на кочках монетами.
— А старуха-то, — осторожно спросил Егор, — что, и вправду была?
— Какая старуха? — удивился водитель.
— Ну, эта. Что только с нами ехала. Как ее… Никитична.
— А, эта. Ну, была, конечно.
— И где она теперь?
— Да мне почем знать? Она ж вышла. Добралась, куда ей там нужно.
Егор оцепенел от ужаса.
— Ты что значит, — он сглотнул, решаясь озвучить безумное предположение, — мертвецов возишь?
— Ха! — довольно воскликнул водитель, улыбнувшись одной стороной лица и покачав головой.
Егор замер, ожидая продолжения, но водитель молчал. Тогда Егор наклонился к нему поближе и так по-свойски по-простому предложил:
— Слушай, выпусти меня, а?
— Сдурел, что ли! Куда ж я тя пущу? Видал, что за окном творится?
— Мне к дочери надо. Очень надо. Обещал сегодня приехать, а значит, надо до полуночи. Вот!
И Егор вытянул перед собой бесценную розовую коробочку. Водитель не без сожаления покосился на коробку, затем на Егора.
— Н-нда. — грустно ответил он. — Ну и выбрал ты денек. Ниче не поделаешь.
— Ты меня отпусти, а? А я что хочешь тебе отдам!
— И душу свою отдашь?! — резко, но не без иронии в голосе спросил водитель.