Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
Входя в калитку, Владимир Федорович осмотрел запор, затем нагнулся и подобрал с земли что-то, завернул поднятое в чистый листок бумаги и положил в нагрудный карман. Евгений Викторович и я наблюдали за ним из окна второго этажа. Высокий, плечи отлогие, шаги широкие, ступает мягко. Он обошел усадьбу, ни разу не подняв голову, заглянул в окно мастерской и только после этого поднялся на крыльцо, нажал кнопку звонка.
— Входите, открыто, — отозвался Евгений Викторович, спускаясь вниз. Я за ним.
Осмотрев все следы, оставленные неизвестными ночными посетителями мастерской, Владимир Федорович спросил:
— Сколько
— Трое.
— Трое здесь, и двое топтались у калитки… Вы будете сегодня дома? — спросил он Вучетича. — Я позвоню вам или еще раз заеду.
Мы проводили его до калитки. Дальше он не пустил нас:
— Хорошо бы гостей вы сегодня не принимали.
До полудня Евгений Викторович сидел за столом и по памяти рисовал лица ночных пришельцев. У него была редкостная зрительная память. С трех листов альбомного ватмана на меня смотрели три пары глаз. Все разные, но во взглядах было что-то общее — пустота и трусливость. Косматики, один с бородкой, двое еще юнцы, но с бакенбардами.
Пунктуальный Владимир Федорович не позвонил в назначенный час, и мы уже собрались выйти из мастерской, подышать свежим воздухом.
Поднялись и вдруг слышим за нашими спинами шаги двух человек. Как они вошли, не звякнув запором дверей, не скрипнув половицами, ума не приложу, словно по воздуху невесомыми пушинками. Обернулись. Впереди бородатый парень. За ним Владимир Федорович.
— Узнаете? — спросил он, показывая глазами на парня с ключами.
— Вот его портрет, — ответил Евгений Викторович, подняв лист ватмана с изображением бородатого косматика.
— Похож, похож, — пробасил Владимир Федорович, — и вижу… оказали честь еще двум ночным посетителям. Удивительно точно подметили характерные черты.
— Старался, как мог. Если они признают себя в этих рисунках, могу подарить на память каждому из них. Можно?
— Можно… Потом, после отбытия срока.
— Хочу посмотреть на тех двоих для уточнения отдельных штрихов. Вдруг допустил неточности.
— Особых неточностей не вижу, — сказал Владимир Федорович и, помолчав, заключил: — Выход на место задержания состоялся. Но опознание придется провести у нас на Петровке.
— Владимир Федорович, на минуточку, — взмолился Евгений Викторович. — Ведь это же весьма интересно.
— Да, рисунки весьма интересные. Или здесь хорошо сработала скрытая фотокамера.
— Сработала… Я увидел их с лестницы в полосе света из окна кухни и успел шмыгнуть в спальню к телефону. Телефон в кабинете они успели оборвать, — ответил Евгений Викторович, протирая стекла очков.
— Сработала зрительная память художника, — уточнил я, смутив такой наивностью Владимира Федоровича, который не нуждался в уточнении.
— Как все-таки удалось так быстро выследить их?
— Они сами подсказали мне путь. Вы помните, нашел я трамвайные билеты и окурки. Для нас они многое значат. С такими вещественными доказательствами поговорить надо… Вот и поговорили.
Он явно тяготился разговорами на эту тему — она в его толковании выглядела скучной. И попросил отпустить его для продолжения работы.
Позже мне стало известно, как был разыскан опасный преступник под кличкой Мосгаз. Он грабил квартиры, убивал женщин, детей. Его искали по всей стране и задержали в Казани. В работе по раскрытию этих преступлений участвовал Владимир Федорович вместе со своими товарищами. За активный поиск он был награжден знаком «Заслуженный работник МВД СССР».
А шайка уголовников на Урале? Ночные грабежи и опять убийства. На последнем поджигали дом. На Урал вместе с муровской бригадой был командирован и Владимир Федорович. Преступников задержали быстро. Главаря Владимир Федорович застал на кухне возле плиты с кипящим чайником. Преступник решил кипятком ослепить московских «гостей». Уже поднял чайник и… Как рассказал мне очевидец той схватки, не успел. Владимир Федорович с непостижимой ловкостью и быстротой выхватил чайник у преступника и вывел его из кухни в наручниках.
…И сколько еще таких примеров он таит в своей памяти. Человек молчаливых подвигов. Кто мог огорчить его? Кто или что?
Именно с этим вопросом я вошел к нему в кабинет, разумеется, более просторный и уютный, чем двадцать лет назад, когда у него на столе красовалась одна чернильница с пересохшими чернилами. Теперь он полковник и должность занимает более ответственную, чем прежде. Стол с телефонами, кресла для посетителей и шкаф, заполненный книгами.
— Вопрос неточен, — ответил он, укладывая на сукно под стеклом стола листки тополей и лип, как видно, собранных в час прогулки по аллее соседнего сада. — Помнишь начальника главка, на даче которого убили сторожа дядю Ваню и пса по кличке Серый?.. Так вот на днях появилась у меня потребность поговорить с ним. Звоню на службу — пробиться невозможно. Звоню на квартиру — никто не отвечает. Осмеливаюсь набрать дачный номер. Отвечает томный женский голос с французским прононсом: «Что вам угодно?» Поясняю, я такой-то, напоминаю известный эпизод. «Ну и что?» — спрашивает она. «Передайте, пожалуйста, мужу, у меня к нему есть важный разговор». — «Очень важный?» — «Очень». — «Ну подождите, позову»… Проходит минута, вторая. В трубке тяжелый вздох и басовитый голос: «Ну, слушаю… А кто вы такой?» Снова представляюсь и напоминаю известный эпизод. «Ну и что? Почему я должен помнить какие-то частные эпизоды?.. Что за практика звонить на дачу, когда человек отдыхает».
— Странно, — удивился я. — С какой важной просьбой ты собрался обратиться к нему?..
— Хотел посоветовать вмешаться в поведение его сына. Парню двадцать восемь лет, не работает, но живет на широкую ногу. За четыре года купил и продал три автомашины, связался с фарцовщиками, и вообще…
— Так и надо было сказать, — заметил я.
— Хотел помягче, не хотел расстраивать начальника главка… но он не хотел понять меня.
— Не знаю, не уверен. Отцы всегда на стороне сыновей.
— Не всегда, — поправил меня Владимир Федорович, — в данном случае он считал поведение сына нормальным.
Мы разговорились о случаях и о причинах взяточничества, злоупотреблений, об обманах государства ложными сведениями о «стихийных бедствиях», за счет чего списываются строительные материалы, дефицитные товары, которые до «бедствий» ушли к спекулянтам и самоснабженцам; о доставальщиках запасных частей с помощью водки, о кладовщиках, которые без пол-литра к полке с гвоздями не допустят, и самое обидное, что кое-кто, в прошлом вроде честный и чистый человек, стал мельчать, ронять себя на глазах детей, соблазняться на легкие наживы, становиться стяжателем, а ему подражают подростки.