Пациент скорее жив
Шрифт:
В общем, Шилов сказал, что я могу ехать одна или взять с собой сына или подругу, но это же – совсем другое дело! Мы так давно мечтали побыть только вдвоем, хотя бы несчастные две недели, поэтому заявление Олега, что он не едет, повергло меня в черную депрессию. Конечно, Шилов чувствовал себя виноватым. И правильно, черт подери! Ведь мог же упереться, как другие завы, и сказать главному, что уже приобрел путевку и не может ничего отменить? Вполне мог.
Настроение мое было на нуле еще и потому, что вот уже два дня я с Шиловым не разговариваю, а через три дня начинается мой, такой долгожданный, но теперь совершенно бесполезный отпуск. Тем не менее я решила
Ну, в любом случае я не собиралась сдаваться: даже если никуда и не поеду, то все равно отдохну по полной программе – похожу по магазинам, ведь мне так редко удается это делать из-за большой загруженности в больнице и со студентами, посещу Эрмитаж и Русский, где не была, наверное, со студенческих времен, съезжу в Павловск или Пушкин… Питер, несмотря на свои недостатки, как раз тот город, в котором просто нет времени скучать!
Войдя в холл, я стряхнула влагу с зонта и уже собиралась пройти к лифтам, как вдруг меня остановила консьержка:
– Агния, вас просила зайти сорок вторая квартира.
В сорок второй проживает одна из моих постоянных пациенток – соседка, которой я время от времени измеряю давление, уровень сахара и холестерина. Зовут ее Таисией Михайловной Новиковой, ей хорошо за восемьдесят, и она уже лет двадцать никуда не выходит из собственной квартиры. Многие считают ее чуть тронутой, но в целом соседи жалеют старушку и помогают, кто чем может: ходят в магазин или на почту, покупают телевизионную программу и так далее. Между прочим, у нее имеется двое детей, но каждый из них, очевидно, считает, что о престарелой матери должен заботиться другой, а потому сын и дочь навещают Таисию Михайловну крайне редко, в основном по праздникам, да и то ненадолго. Она же в свою очередь предпочитает «не беспокоить» детей слишком часто своими «стариковскими нуждами». Чрезвычайно удобно, не так ли?
Поднявшись на этаж, я подошла к квартире и постучала: звонок на двери пенсионерки не работает уже лет пять, но у нее, несмотря на возраст, превосходный слух. Подождала несколько минут, понимая, что старушка не может подхватиться немедленно, ей необходимо время для того, чтобы добраться до двери. Наконец по другую сторону раздался шорох и звон цепочки, а потом скрипучий голос недоверчиво поинтересовался:
– Кто там?
Я представилась.
– Ой, Агния, деточка! – Голос старушки мгновенно стал более мелодичным и приветливым. – Сейчас-сейчас, открываю…
– Ну, что у нас случилось? – поинтересовалась я, окидывая взглядом невысокую, в меру упитанную фигуру Таисии Михайловны. На вид она показалась мне вполне здоровой.
– Да я не о себе хотела с вами побеседовать, – отмахнулась старушка. – А что, консьержка ввела вас в заблуждение? Вот говорила же ей – это не горит…
– Ладно-ладно, – улыбнулась я. – Так в чем же дело-то?
– Да в соседке моей по лестничной площадке, Нинке Марковой. Вы ее знаете, Агния!
Я не сразу поняла, что она имеет в виду Нину Максимовну Маркову из сорок четвертой квартиры. Хотя, конечно, судя по преклонному возрасту обеих, они вполне могли не использовать отчеств в общении друг с другом.
– И что с ней?
– Так пропала она, вот что!
– Как – пропала?
– В
– Ну вот, а вы говорите – пропала, – вздохнула я с облегчением.
– Да пропала, пропала! Ночью это было, часа в два. Я ведь и днем-то не выхожу, дверь только социальному работнику открываю да вот вам, к примеру. А ночами не сплю, смотрю ночной канал – слава богу, есть теперь такая возможность, а то раньше просто не знала, чем и заняться… Так вот, смотрю я телик, потом слышу – шум в коридоре. Ну, я к двери подошла, в «глазок» гляжу – выходят из Нинкиной квартиры двое в синей униформе и сама она, еле ползет. И с тех пор – ни слуху ни духу! Я ей на мобильник звонила – никто не отвечает…
– А сколько времени прошло? – спросила я.
– Да уж недели три. Представляете, Агния? Так долго, насколько я знаю, у нас в больницах никого не держат. И почему же я дозвониться-то до Нинки не могу? Эх, и что ж это я выйти побоялась… Хоть спросила бы, в какую больницу ее повезут…
– А вы не пытались с родственниками Нины Максимовны связаться? Может, они в курсе?
– Вот они-то уж точно – не в курсе! – замотала головой старушка. – Есть у нее родственники – и племянница, и сынок, только живут они в Выборге. Не так уж и далеко, разумеется, только Нинка с ними не общалась вовсе. Она ж молодая еще совсем, всего семьдесят два ей, сама себя прекрасно обслужить может и на тот свет пока не собиралась… Только вроде бы поругались они с племянницей. Уж и не знаю, из-за чего.
– И давно?
– Да больше года не общались, – вздохнула Таисия Михайловна.
– Тогда надо в милицию заявить о пропаже человека, – сказала я. – Если хотите, я поговорю с одним своим знакомым.
– Даже не знаю… – пробормотала Таисия Михайловна. – Думаете, все так серьезно?
– Понятия не имею, – пожала я плечами. – Но надо бы. Для очистки совести!
Придя домой, я первым делом звякнула Родину, бывшему маминому ученику, а ныне следователю по особо важным делам, и сообщила ему имя пропавшей старушки, вкратце изложив обстоятельства дела. Тот не слишком меня обнадежил, сказав, что розыск пропавших – не его юрисдикция. Почувствовав мое разочарование, Родин все-таки пообещал поговорить со своим приятелем из соответствующего отдела, но попросил меня не обольщаться: работы у них – выше крыши, потому что каждый божий день в городе пропадает чертова туча народу, а находят единицы.
Собираясь утром на работу, я поймала себя на мысли, что уже скучаю без Олега. Строго говоря, мы виделись каждый день – в коридорах его отделения, на операциях, но вот уже несколько дней я разговаривала с ним только по делу и суровым профессиональным тоном, давая Шилову понять, что обижена на него за сорванный отпуск. Однако держать дистанцию оказалось гораздо сложнее, чем думалось вначале: стоило мне увидеть его светлые взъерошенные волосы и несчастные глаза, молча умоляющие о прощении, как я чувствовала, что готова сдаться.
– Он заходил! – сообщила Маша, едва я распахнула дверь в ординаторскую.
Мы с ней друг друга недолюбливаем, потому что моя коллега считает, что заведующая отделением Охлопкова слишком многое мне позволяет, так как я хожу у нее в любимчиках. Тем не менее Маша никогда не могла пройти мимо свежих сплетен. Кроме того, она достаточно внимательна, чтобы заметить перемену в наших с Шиловым отношениях, хоть мы и работаем в разных отделениях. Очевидно, сейчас коллега жаждала новостей, но я вовсе не собиралась доставлять ей удовольствие.