Пациент скорее жив
Шрифт:
– Ну, у вас же сумки будут тяжелые… наверное, – предположил он неуверенно.
– Нет, Дэн, ничего не выйдет, – ответила Вика, заметив мою растерянность. – Нам, девочкам, мальчики только помешают, понимаешь? Мы будем долго бродить, зависать у прилавков, примерять шмотки… Скука, в общем!
Слова девушки прозвучали как решительный отказ, и настаивать Дэн не стал – гордость не позволяла. Но я видела, что Вика, несомненно, произвела на него большое впечатление – как своей необычной внешностью, так и, судя по всему, тем, что читала компьютер, словно открытую книгу. С такими девушками Дэну еще ни разу не приходилось сталкиваться, и это не могло его не заинтриговать.
– Уф-ф, слава богу! – воскликнула Вика, как только мы вышли из дома. – Теперь и поболтать можно.
– Именно «отмазаться», – призналась я.
– Это хорошо. Терпеть не могу шопинг!
– Я так понимаю, – начала я разговор, когда мы разместились в машине девушки, – что тебя прислал наш общий знакомый?
– Нет, – покачала головой Вика. – Андрей Эдуардович только просил с вами связаться, а нагрянуть к вам – целиком и полностью моя идея. Вы уж извините, Агния, но мне страсть как хотелось посмотреть, как вы живете!
– Ну, и как?
– Отпад: мама – королева кухни, сын – талантище. Дэн показал мне некоторые свои работы – это что-то! Я, конечно, в живописи не сильна, но кое-что понимаю.
– Так что Андрей Эдуардович? – перевела я разговор на прерванную тему.
– У нас новое дело. В смысле, у нас каждый раз новое дело, но это – совсем другой случай!
– В самом деле? – подняла я одну бровь. – И что в нем такого необычного?
– Что вам известно о Светлогорской больнице, Агния?
Задавая вопрос, девушка пристально смотрела на меня. Я не смогла выдержать ее взгляд и опустила глаза. В любой среде есть вещи, говорить о которых не принято – в силу разных обстоятельств. Светлогорская больница относилась как раз к таким темам. Врачи знают, какие больницы в городе считаются «хорошими», а какие – «плохими», и дело тут не в том, что в первых работают хорошие специалисты, а в последних – нет. «Хорошие» больницы – те, где не процветают взяточничество и коррупция, где пациенты получают надлежащее лечение и, в большинстве своем, выздоравливают. «Плохие» же – те, где больные умирают. И Светлогорская больница относится именно к таким. Она известна тем, что туда свозят стариков и одиноких людей со всего города – тех, кого считают «неперспективными» пациентами. «Неперспективный» пациент не в состоянии не только оплатить операцию или лечение, но и дать медсестре денег за укол или нянечке – за то, чтобы его, например, после операционного вмешательства или инсульта переворачивали во избежание образования пролежней. Таким образом, не обладая средствами, а значит, не получая должного ухода, «неперспективные» пациенты недолго обременяют персонал больницы своим жалким существованием – они просто отправляются в мир иной. Многие пациенты также знали о том, что творится в Светлогорке, а потому были готовы платить любые деньги врачам «Скорой помощи» только за то, чтобы их везли куда угодно, только не туда.
– Вижу, вы в курсе, – кивнула Вика удовлетворенно.
– Неужели кому-то наверху пришла в голову идея навести там порядок? – изумилась я. – Столько лет никому не было до этого никакого дела!
– Андрей Эдуардович полагает, что и сейчас нет, – вздохнула Вика. – Однако новости о том, что наш Отдел успешно работает в сфере медицинских расследований, постепенно распространяются, и все больше народу обращается к нам. Комитет здравоохранения проводил несколько проверок в Светлогорке, но их документы в полном порядке, а кроме бумаг, они ничего не касались. Со стороны все выглядит достойно и прилично. Не секрет же, что все государственные больницы финансируются плохо, а потому их материальная база в целом находится в упадке. Так что прицепиться не к чему.
– Но…
– «Но»? – переспросила Вика.
– Думаю, раз вообще этот разговор возник, Андрей Эдуардович так не считает.
– Вы правы, – хитровато улыбнулась девушка. – Но у Комитета связаны руки, а вот у ОМР – совсем наоборот. Мы можем действовать в обход всех официальных инстанций, чтобы получить необходимые сведения. И поэтому Андрей Эдуардович хотел бы лично встретиться с вами.
– Со
– Он мне не сказал, – покачала головой Вика. – Но его инструкции в отношении вас были абсолютно прямыми: Андрей Эдуардович хочет договориться с вами о встрече в любое удобное для вас время. Да! – стукнула себя по лбу, словно вспомнив о чем-то важном, девушка. – Он еще добавил, что я должна убедить вас связаться с ним в течение двух-трех дней – до того, как вы официально уйдете в отпуск.
Отлично! Значит, «в любое удобное для меня время», но «в течение трех дней»? Андрей Эдуардович, оказывается, и про мой отпуск знает! Да чему я, собственно, удивляюсь: за то недолгое время, что мы знакомы с Лицкявичусом, ему удалось убедить меня в своих почти сверхъестественных способностях. Где он черпал информацию, оставалось для меня полнейшей загадкой.
Я подъезжала к дому главы ОМР второй раз в жизни, все на той же маршрутке, ходившей из центра города. Меня так разозлил тот факт, что Андрей Эдуардович подослал ко мне Вику, не потрудившись даже позвонить лично, что я решила так же, без предупреждения, нагрянуть к нему и высказать все, что о нем думаю. Я выбрала субботний вечер, надеясь застать Лицкявичуса на месте. Неожиданность визита была призвана стереть маску самодовольства с его красивой, породистой физиономии, а мой отказ принимать участие в его комбинациях – поставить его в неудобное положение и усомниться в собственных способностях. Конечно, я могла бы просто проигнорировать приглашение на встречу и не отвечать на звонки Вики или любых других членов ОМР, но, с другой стороны, мне хотелось видеть лицо Лицкявичуса, когда я буду произносить отказ.
К моему удивлению, охранник у шлагбаума, отделяющего коттеджный поселок, где жил глава ОМР, от шоссе, не стал спрашивать у меня ни имени, ни документов. Узнав, к кому я направляюсь, он лишь широко улыбнулся и пропустил за ограждение. Подходя к дому, я поняла, почему парень повел себя так странно: у ворот скопилось около двух десятков автомобилей. Каких только марок здесь не было – от самых дорогих, типа «Лексус» и «Порше», до простеньких «семерок» и «девяток». Очевидно, я неправильно выбрала время для неожиданного визита!
Раздумывая, стоит ли входить в дом, я заметила, что к чугунной ограде приближается мужчина в футболке и потертых джинсах, в котором тут же узнала Раби, домоправителя Лицкявичуса. Бежать, кажется, было уже поздно.
– А-а! – с непонятной для меня радостью в голосе протянул он, распахивая ворота. – Красивый женщин из больница! Как раз в хороший время – праздник у доктор, народ много!
– Да, я уже заметила, – пробормотала я, проходя в ворота.
В мой первый визит сюда Раби кормил меня восточными сладостями. Мне понравился этот веселый таджик, который, несмотря на то что работал на Лицкявичуса, позволял себе гораздо больше, чем в подобных случаях могут позволить себе служащие.
– А что за праздник? – поинтересовалась я.
– Хозяин пятьдесят год исполнился, вот как.
– Ух ты! – выдохнула я и затравленно оглянулась на ограду. Такая дата предполагала наличие у меня подарка, которого не было и в помине. Более того, вламываться на празднование юбилея с той целью, какую я себе поставила, казалось в высшей степени невежливым, если не сказать грубым.
– Может, я лучше… – забормотала я.
– Хозяин будет рада! – во весь рот улыбнулся Раби, слегка подталкивая меня в сторону дома. – Давай-давай, ходи!
И я пошла, чувствуя себя полной идиоткой. Нет, воистину, сюрпризы – не мой конек. Надо было позвонить и договориться о встрече.
Как только Раби распахнул передо мной дверь, мне под ноги кинулся огромный мраморный дог, знакомый по первому визиту. Я уже знала, что пес безобиден, и потрепала его по холке. В большом холле, являвшемся одновременно гостиной, раздавались громкие веселые голоса и звон бокалов. Я обернулась, ища глазами Раби, но тот чудесным образом испарился, и я поняла, что осталась совершенно одна посреди чужого праздника. Невозможно представить себе более неудобной ситуации!