Пациент скорее жив
Шрифт:
– Ничего себе! – воскликнула я. – Значит, Наташа зачем-то колола Полине Игнатьевне препарат, не оказывающий никакого терапевтического воздействия. Господи, да она же так могла вызвать кому и просто-напросто убить старушку!
– Что, возможно, и было ее целью.
В голосе Вики слышалось напряжение, и я осторожно спросила:
– Ты чего-то недоговариваешь, да?
– Простите, Агния, – ответила девушка виновато. – Я знаю, вы просили не говорить, но я просто не могла… В общем, я сказала Андрею Эдуардовичу о том, что случилось с Гаврилиной, и он требует, чтобы вы немедленно возвращались домой. Ваше задание окончено!
– Как это – окончено?
– Вот так. Ваше нахождение в больнице
– Но мы же ничего не знаем! – перебила я Вику. – У нас нет никаких фактов, одни только предположения и догадки, и я должна собрать доказательства!
– Агния…
– Нет, Вика, я не согласна. Так и передай Андрею Эдуардовичу. Пока не выясню, что именно творится в больнице, я не уйду. У меня еще остается время от отпуска, и я чувствую, что близка к разгадке.
В трубке на некоторое время повисло молчание.
– Чем я могу помочь? – спросила Вика наконец.
Я с облегчением вздохнула:
– Постарайся сделать так, чтобы Лицкявичус не вставлял мне палки в колеса, ладно?
– Это будет трудно…
– Если б было легко, я бы тебя не просила!
– Хорошо, попробую. Что еще?
– Нужно, чтобы кто-то сходил к Наташе домой. Насколько я знаю, она снимала квартиру пополам еще с одной девушкой где-то в районе станции метро «Академическая», но точного адреса не знаю.
– Я выясню. Что именно вы ожидаете узнать?
– Было ли это самоубийство или все-таки убийство. Кто может лучше знать о душевном состоянии Наташи, как не ее соседка по квартире?
– Вам она не нравилась, верно?
– По-моему, Наташа никому не нравилась, характер у нее был поганый.
– Думаете, ее могли поэтому убить?
– Глупости! Кто убивает за плохой характер? Если бы так, то город был бы усеян трупами вредных и неуживчивых людей.
– Я подумаю, что можно сделать, – пообещала Вика. – Только, Агния, будьте осторожны, пожалуйста. Если произойдет что-то… что угодно – сразу же сообщайте мне!
– Договорились.
– А что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Вика.
– Попытаюсь проследить путь тех шестерых, которых якобы перевели в другой корпус. Не могли же они раствориться!
– Как?
– Пока не знаю. Но придумаю. И еще одно…
– Да?
– Психоаналитик, Урманчеев…
– У вас с ним проблемы?
– Точно не знаю, но мне кажется…
– Что? – насторожилась Вика.
– Может, он что-то со мной сделал?
– Что вы имеете в виду?
– Даже не знаю. Попытайся узнать о нем как можно больше, хорошо? Он работает в Светлогорке не так давно, а раньше… Марина проговорилась в первый день знакомства, что у него вроде были какие-то неприятности на предыдущем месте работы.
– Если что-то и было, то я узнаю, – твердо сказала Вика. – Удачи, Агния.
Да уж, удача – именно то, что мне сейчас требуется!
Время после обеда в тот день тянулось невыносимо медленно. Я механически выполняла свои обязанности, но не могла не видеть, что в отделении необычно тихо. Медсестры переглядывались и перешептывались – не сомневаюсь, из-за Наташи, неожиданная и страшная гибель которой потрясла не только неврологию, но и всю больницу. Антон делал вид, что ничего не происходит, но я была уверена: он прекрасно замечает косые взгляды, бросаемые на него девчонками. Да, следователь его отпустил после допроса, но это вовсе не означало, что все кончено, ведь в любой момент за парнем снова могут прийти, если решат, что он как-то причастен к смерти девушки.
В любом случае разговор с соседкой медсестры должен помочь выяснить, имелись ли у Гаврилиной причины для самоубийства. Несомненно, следователи
В одном я не сомневалась: Наташа знала очень много о больнице, об отделении и обо всех сотрудниках, так как, пожалуй, работала в Светлогорке дольше, чем многие, – текучка кадров в учреждении являлась притчей во языцех. Но тем не менее Наташа оставалась здесь и не жаловалась на жизнь, хотя пациентов не любила. Так что же держало Наташу в Светлогорке, когда каждая уважающая себя сестра прямо-таки мечтала сделать отсюда ноги, особенно если была еще молода и могла попытаться отыскать местечко получше?
Я едва дождалась конца рабочего дня. Марины не было, а Урманчеева я вообще давно не видела, что показалось мне странным: в отделение доставили новых пациентов, а он даже не пришел выяснить, есть ли чем у них поживиться. Ну и слава богу, мне только лучше. Ведь теперь от одной мысли об этом человеке меня бросало в дрожь, поскольку я не могла понять, что произошло в его кабинете, когда я явилась «выпить кофе» и «поговорить о жалобщице».
Выйдя на свежий воздух, я медленно прошлась по территории больницы и удивилась, какая она, оказывается, громадная. Корпуса были разбросаны по всему периметру, и их расположение противоречило всякому представлению о логике. Если корпус под номером один находился в непосредственной близости от нашего, главного, то, наверное, второму следовало бы быть где-то неподалеку. Однако я обнаружила корпус номер два в противоположном конце, у самого забора, за которым тянулся пустырь. Я никогда не выходила с территории Светлогорки в ту сторону и понятия не имела, какие неосвоенные просторы там находятся. Пустырь простирался вдаль, насколько хватало глаз, а дальше, вдоль самой линии горизонта, тянулась тонкая полоска соснового бора. Наверное, через пару лет тут будут выситься многоквартирные высотки, но сейчас этот вид произвел на меня довольно-таки зловещее впечатление. Хотелось воскликнуть: «Так вот где находится конец света!»
Заброшенными выглядели несколько зданий. Далеко не сразу я отыскала третий корпус с литерой «А». Вернее, литеры на нем не значилось, осталась лишь обшарпанная цифра «3», и именно оно, единственное из всех, было обнесено строительными лесами, причем, судя по всему, стояло в таком виде уже несколько лет. От промозглого питерского климата доски лесов давно прогнили и сами нуждались в замене.
Меня удивило то, что дверь в корпус оказалась не заперта. На ней висел большой амбарный замок, но стоило мне подергать за него, как дужка легко открылась. Я осмотрелась. Что, собственно, может со мной случиться? Да ничего! Вокруг полно людей, а здание корпуса вовсе не выглядело зловещим, скорее, несчастным, если такое слово применимо к неодушевленному предмету. Глубоко вздохнув, я толкнула дверь, открывавшуюся внутрь. Войдя, я снова увидела леса. Снизу вверх тянулась узкая лестница – похоже, единственный отремонтированный участок во всем здании. Правда, совершенно непонятно, как по столь узким и крутым ступеням должны передвигаться пациенты: лестница напомнила мне те, что бывают на кораблях, но там по ним бегают молодые и здоровые мужчины, а не больные.