Падай, я ловлю
Шрифт:
– Хорошо, – и сразу же достаю его из заднего кармана шорт.
Отыгрывает Даниил качественно. Прохожу в комнату, белоснежная тюль эффектно надувается парусом от сквозняка, на кровати картина маслом – лежит в одних спортивных брюках, спущенных ниже некуда, глаза закрыты, руки сложены на груди. Бледен, изнеможен, почти что при смерти.
Шваркаю дверью и с улыбкой отмечаю, как он морщится, прикладывая ладонь ко лбу.
– Да как ты запарил, – цедит сквозь зубы, – сказал, отъебись. Че не ясно?!
– И не узнать, какую судьбу ты мне
– Сашка! – подрывается и садится, распахивая глаза. Сглатывает, дергая кадыком, снова морщится, но справляется: руки ко мне тянет. – Солнце мое, приехала. Иди сюда.
– Да тут я, тут, – вздыхаю, садясь на противоположный край кровати, задрав одну ногу.
– Саш, блять, – сводит брови к переносице, опуская руки. – Не трави.
– Уйти?
– Нет, – отвечает недовольно и двигается сам, хватая за руку. Тянет на себя, я – подаюсь назад. – Хватит, а? Я понял, я мудак. Надо было рассказать, когда все серьезно стало. Но…
– Что «но», Дань? – хмыкаю разочарованно. – Не знал, как сообщить любовнице, что она любовница? И что так и будет до скончания времен?
– Не будет, – настаивает на своем. – Я прекрасно помню все, что говорил вчера. И слово сдержу.
– А оно мне надо, думаешь?
– Надо. И в обратном не убедишь, можешь пытаться сколько угодно.
– А оно мне надо? – снова хмыкаю.
– Давай без этого, а? – пытается укорить. – Можешь сколько угодно трахаться с моими друзьями, заслужил, но как только я получу развод, сама же об этом пожалеешь.
– Ага, – брякаю со смешком. – Ну, рискни. Только знаешь, что бы там твоя жена не орала, шалавой я не была никогда. И трахаться из желания насолить другому не буду, – говорю, забыв про диктофон. Морщусь и мямлю: – Неважно.
– Не чтобы насолить, а чтобы дать хорошего пинка, – поправляет Даниил. Точнее, выворачивает в свою пользу. – И у тебя отлично получилось. Клянусь, Саш, я все понял.
«Мы год встречались, жили считай вместе, а ты так плохо меня знаешь», – думаю с тоской.
– А ты хотел, чтобы я к тебе на коленях приползла, да? – слегка задираю подбородок, а Даня отводит взгляд. – Ну же, я хочу послушать, как ты планировал отправить меня на самое дно. Марина твоя тоже в деле? – тыкаю пальцем в небо, а по его лицу понимаю, что попала в точку. – Ну ты и сволочь, Данечка, – выдавливаю с обидой, сдержать которую невозможно.
В глазах слезы, моргаю, они по щекам катятся. Не хочу перед ним плакать, не хочу слабость свою показывать, но контролировать эмоции не в состоянии. Слишком много чувств приходится держать внутри, выплесну хотя бы часть. Видеть его не хочется, рядом находиться, но мне нужно знать, чтобы выжить. И скоро он поймет, что мое присутствие в этой комнате, как и в его жизни – лишь вынужденная мера. Не зов сердца уж точно. И даже не жалость.
– Хоть попытайся оправдаться, – произношу плаксиво, через кривящиеся губы.
– А оно тебе надо? – поднимает голову и смотрит на меня с физически ощутимой болью.
– Мне как минимум интересно.
– Тогда ложись и обними меня. Дай стимул дышать, потому что сейчас очень хочется сдохнуть.
Зараза, как же он смотрит. Никогда его таким не видела. Всегда немного беспечный, всегда улыбчивый, беззаботный. Сейчас – подавленный. Раздавленный! И причина этому состоянию не только я. Что-то случилось, что-то ужасное, его грызет изнутри, пожирает, топит.
– Не лапать, – предупреждаю строго, и он прикрывает глаза на выдохе.
– Как скажешь, Саш, – бормочет тихо.
Ложится на спину, я пристраиваюсь рядом, положив голову на его плечо. Одну руку опускаю на его грудь, чувствуя под ладонью, как грохочет его сердце. У самой под ложечкой сосет, а жалость все-таки пробивается. Его жалко, идиота, себя, нас. Наше раздавленное чувство, мои развеянные по ветру мечты. Но больше – ничего. Тепло его тела больше не греет мне душу. Его рука на моей больше не вызывает прежнего трепета, не дарит покой. Мы близки, все еще, но эта связь сродни кровной. И ясность наконец-то приносит облегчение.
– Если уснешь, будить не стану, – грожу и он сразу же начинает рассказывать.
Глава 24
– Маринке тем же вечером втык вставил. Должна была хоть попытаться предупредить, чтобы мать ее в комнату не зашла, обыграть как-то, звонок сбросить, поорать, похер. Нашли бы выход. А то, что она устроила… мерзко было не только тебе, Саш. Но она решила выглядеть пострадавшей стороной в глазах матери, как обычно выбрала свой личный комфорт, стерва. После того случая мы видимся только на семейных обедах, – хмыкаю, не выдержав, а Даня немного злится: – Ну вот такая у меня семейка! И такая ситуация. Было похер, пока тебя не встретил, вообще не заморачивался, все устраивало. Допер не сразу. Сначала полез гонор.
– Девочка из трущоб придавила мажорчику правое яичко? – ехидничаю, чтобы не нырять с головой в его искренность, а хоть минимально оставаться на плаву.
– Оба, – бурчит недовольно. – Это больно, девчонкам не понять.
– Да куда мне, любовнице…
– Сашуль, ну? – вздыхает. – Не любовница и никогда ей не была. Обидно, понимаю, самому тошно, огнем все горит.
– Это изжога, дорогуша. Пить надо меньше.
– Как получится, – отвечает тихо.
– Дань, что происходит? – приподнимаюсь и хмурюсь, заглядывая ему в глаза.
– Ложись, без тебя погано пиздец, – прижимает мою голову обратно. – В общем, ты меня игнорируешь и это бесит. Настолько, что я решаю – сама прибежишь.
– С мольбами?
– Достаточно просто факта. Унижать тебя я не хотел.
– Но хотел, чтобы это сделали другие, – фыркаю презрительно.
– Нет! Черт… или да. Блять, я в таком состоянии был, сейчас думаю – нахера? Хотел продавить, а надо было в ногах валяться. Простила бы. Простила?
– Скорее всего, – признаю очевидное с неохотой.