Падение "ангелов"
Шрифт:
Помещение, где располагались помещения с компьютерами, охраняется двумя воинами в сине-тёмной полицейской форме. Но секундой позже они уже лежали возле двери, пронзённые электрошоковыми шипами.
Техник открыл комнату и нашёл первый попавшийся работающий компьютер. Сев за него он стал быстро что-то за ним набирать и копаться в файлах.
— Ты помнишь, что он сказал?
— Да-да. Надеюсь, Фемистокл не приказал стереть видео с Крита… это будет его ошибкой.
Потребовалось меньше минуты, что бы техник обнаружил нужное и крикнул командиру:
— Готово, нашёл!
Герцог, нажал пару кнопок и смог активировать нужный файл, выведя его трансляцию на большой экран монитора. Так же, рядом на столе он положил бумагу, на которой четыре символа четырёх орденов.
Там, на видео запечатлены последние минуты жизни подразделения Жака, видно, как воины Рейха сражаются с солдатами Великого Израиля. Внезапно из неба появляется грозная птица — металлический коршун, который готов сбросить смертельный дождь на головы защитников Империи. Доуху увеличивает изображение и видит, что под бортом, нет символа Рейха — двуглавого чёрного орла. Вместо него серебряный щит, ставший фоном для двух ярких копий. Доуху опустил глаза на бумажку и увидел, что это символ ордена, который прислушивался во всём к Фемистоклу, хоть и клялся формально в верности Канцлеру. Серебряные Гоплиты повинны в смерти его сына, а не Император и только сейчас герцог ощутил всю глубину падения и ошибки. Он с горячего сердца поверил лжецу и мошеннику, отчего его губы шепотливо выдавили:
— Андронник всё же был прав…
— И что мы будем делать? Мы — предатели в глазах Рейха.
— Собирай всех во условном пункте «Венеция». Отныне мы сражаемся только за себя.
— Что делать с охраной?
— Оставь их тут… когда они придут в себя, Фемистокл уже обо всём догадается.
Глава 14. Контроль над пустошью: Облекаясь в саван погибели
Глава 14. Контроль над пустошью
Облекаясь в саван погибели
Акт 1. База
Пятнадцать часов этого же дня.
— Карамазов же обещал, что мы объединимся с флотом и нанесём ответный удар! Какого всё это происходит!? — раздались слова яркого недовольства, прозвучавшие посреди маленького помещения. Гул реактивных сопел не смог заглушить гневной речи, говоримой одним из десяти воинов.
Целое отделение воинов сидит в покрытом мраке транспортном отсеке реактивного конвертоплана, предаваясь тоске. Их тела скрыли тяжёлые чёрные элементы брони — перчатки с наручами, панцири и наголенники, а шлемы скрыли невыразимый гнев, застывший в глазах.
— Борат мой, я не знаю, что это за игрища политиканов, но прошу, успокойся. Ты пустишь под…
— Плевать, Яго! — гаркнул Данте. — Нам нужно в Коринф, бить врага, а не бегать по пустыне! — последние слова парня едва не сорвались, когда машина слегка подёрнулась и замедлилась.
— Мы идём на спуск! — донеслось из кабины пилота. — Ещё пару минут ребята и будете крепко стоять на ногах.
Данте не знал, как реагировать на эту новость. Полдвенадцатого их орден выхватили и разделили — большая часть нападает на Великий Коринф, а он и горстка воинов махом были отправлены в Канцлером забытую местность. Пурпурные Сердца и Алмазные Щиты вместе с армией готовится нанести сокрушительный удар по южной части вражеской державы. А он нет… он не будет там, где решается судьба его жены и дочери, не будет.
«Ох, милостивый Господи, помоги им… пускай я умру, но они будут жить, прошу Тебя», — взмолился Данте.
Волны эмоционального огня накатывают на него — одна за другой. Всё внутри него сводит и щекочет до боли, а в груди повисло странное волнительное чувство — нервный ком весом с мельничный жернов. Он пытается себя успокоить — молиться и надеется, что скоро подействуют лёгкие транквилизаторы, которые хоть на пару часов подарят ему покой. Но сейчас изнутри его изъедают самые мрачные мысли, самые безумные.
Данте сжал и разжал пальцы рук, посмотрел на рядом стоящую штурмовую винтовку и испытал страшное желание её взять в руки, чтобы порезать себе путь до самого Великого Коринфа.
«Ох, если бы тогда знал… знал бы, во что всё выльется… перетащил бы Сериль и Марту хоть на край мира, но не в тот проклятый город. Долбаный Фемистокл, проклятые мятежники!». — Стал ругаться Данте, порой касаясь нецензурной брани, укоряя себя за это.
«— Всё именно так!» — разразился голос внутри капитана, который на этот раз не стал визуально себя воплощать. — «-В их смерти только твоя вина, Данте».
И снова чувство вины и страшного уныния накрыло Валерона, ибо эти эмоции следуют за гласом, как вонь за нищим, обитающим в помойках. Капитан собрал все силы и попытался мысленно прогнать существо, но не удалось и снова он вынужден выслушивать гневную тираду:
«— Вот в чём тогда смысл твоего бытия, а Данте? В чём, если ты потеряешь жену и дочь? Капитан, ты всего лишь жалкая вошь, которая держится за семью, и потеря их, станет для тебя концом. Ты будешь виноват в их смерти и виноват в том, что для тебя больше не будет смысла к бытию.
«— Что тебе нужно?» — спросил сам у себя Данте, чувствуя, словно его душа рвётся пополам.
«— Я твоё освобождение и твой обвинитель, капитан Данте, сын Сиракузы-Сан-Флорен», — с этими словами, отражающимися ударами ужаса в душе, сущность облеклась в ясные образы тени, которая стала невидимо для остальных ходить туда-сюда, размышляя и говоря. — «Ох Данте-Данте, ты хоть понимаешь, во что ввязался, когда посмел взглянуть на Сериль в той операции на обломках Королевства Испанского? Данте…, - прошипела тварь. — Если бы тогда ты бы не позволил чувствам помутнить твой рассудок, девушка была бы жива, у неё, возможно был бы муж-умница, не то, что ты… она бы сейчас ликовала и радовалась бы жизни, не то что сейчас — прячется в какой-нибудь норе, забитая и ждёт своей участи… или ещё хуже…»
Капитан, стиснув зубы от страха, уже и забыл, что Канцлер тогда вычистил город врага ковровыми бомбардировками и принимает слова духа как правду.
«— Хватит!» — кричит в рассудке мужчина, чувствуя, что ему стало не хватать воздуха. — «Кто бы ты ни было, заткнись!».
«— Я есть ты. Я — тёмное существо твоё, Данте. Ты — не выполнил обещание перед Сериль», — ментальное порождение прильнуло к капитану и Данте увидел перед собой своё же лицо, только мертвенно-бледное и с безумным огнём в глазах. — «Подчинись мне, капитан, и я тебя оставлю».