Падение Берлина, 1945
Шрифт:
Совсем неподалеку от этого места, в округе Вайссензее - тыловом районе 3-й ударной армии, - писатель Василий Гроссман приказал водителю на несколько минут остановиться. Тотчас его джип окружила толпа немецких мальчишек, жалобно клянчивших чего-нибудь сладкого и с удивлением разглядывавших карту, которую Гроссман развернул на коленях - ему нужно было определить свое местонахождение. Писатель был поражен достаточно дерзким поведением этих детей. В следующий момент ему подумалось, сколь разительный контраст представляли советские представления о Берлине как о скопище военных казарм, с реальностью - многочисленными парками, зелеными дворами, цветущими клумбами. Вовсю грохотала канонада советской артиллерии,
Утро 25 апреля, когда Крукенберг покидал здание рейхсканцелярии, было ясным и прохладным. Западная часть Берлина по-прежнему оставалась пустынной и спокойной. Охрана штаба генерала Вейдлинга на Гогенцоллерндамм вела себя достаточно небрежно - у всех входящих требовала только личные документы. Вейдлинг рассказал Крукенбергу, что его сильно потрепанный корпус разбавлен юнцами из гитлерюгенда и фольксштурмовцами, от которых трудно ожидать стойкого сопротивления. Крукенбергу предстояло принять командование сектором "С" на юго-востоке Берлина, где оборону держала, в частности, 11-я моторизованная дивизия СС "Нордланд". Бывший командир дивизии Циглер был снят с должности в связи с потерей управления над соединением, которое привело к его распаду.
Но что послужило истинной причиной отставки Циглера, остается вопросом. Полковник Рефиор, начальник штаба генерала Вейдлинга, считал, что "Циглер получил секретный приказ от Гиммлера отступить в Шлезвиг-Гольштейн", и это стало основанием для его ареста{721}. Несомненно, Циглер был одним из немногих эсэсовских офицеров, которые прекрасно понимали всю бесполезность дальнейшего сопротивления. Незадолго до своего снятия с должности он попросил гауптштурмфюрера Перссона сходить в шведское посольство и выяснить у его работников, не будут ли они препятствовать возвращению домой остающихся в дивизии "Норланд" шведов.
Один из свидетелей утверждал, что Циглер был арестован тем же утром в своем штабе на Хазенхайдештрассе, севернее аэродрома Темпельхоф, неизвестным бригаденфюрером СС. Здание штаба окружил эскорт автоматчиков. После этого из него вышел сам Циглер, которого уже ждала машина. Бывший командир приветствовал своих офицеров, стоявших на крыльце и удивленно взиравших на все происходящие: "Господа, всего вам хорошего!"{722} Циглера отвезли в рейхсканцелярию и посадили под арест. В момент отправки один из штабных работников, штурмбаннфюрер Фольмер, воскликнул: "Что за черт? Что же мы теперь, останемся без командира?" По словам самого Крукенберга, смена командования проходила обычным образом, и Циглер самостоятельно уехал в направлении рейхсканцелярии.
В любом случае междуцарствие продолжалось недолго, и уже днем Крукенберг вступил в должность. Вскоре к нему присоединилось подразделение добровольцев из дивизии "Шарлемань" под командованием Фене. Крукенберг был шокирован, когда узнал, что численность моторизованных полков "Норвегия" и "Дания", входящих в его подчинение, не превышает теперь численности одного батальона. Большую тревогу у него вызывало и состояние раненых, находящихся в полевом госпитале, развернутом в подвале на улице Германплац. Они лежали там "на перепачканных кровью скамейках, словно на столе у мясника"{723}.
Не успел Крукенберг вступить в должность, как до него дошла информация, что последний плацдарм на южном берегу Тельтов-канала в панике оставлен немецкими подразделениями{724}. Остатки полков "Норвегия" и "Дания" с нетерпением ожидали приезда автотранспорта, который должен был увезти их от канала. Но машины задерживались из-за ужасного состояния дорог. Когда же грузовики наконец прибыли, раздался внезапный крик: "Танки!" Паника, основанная на танкобоязни, распространилась как среди молодых солдат, так и ветеранов. Прибывшие
Когда оставшимся в живых солдатам удалось вырваться на север, в направлении Германштрассе, они увидели на одной из стен следующую надпись: "Эсэсовские предатели продлевают войну!"{725} В тот момент военнослужащие не сомневались, что это работа "немецких коммунистов". "Неужели, - думали они, - мы будем продолжать воевать, если враг находится уже среди нас?"
Вскоре советские танки атаковали аэродром Темпельхоф, который обороняли остатки танковой дивизии "Мюнхеберг".
Бой шел среди поврежденных самолетов "фокке-вульф", чьи обгоревшие корпуса обнажили внутренние каркасы некогда грозных боевых машин. Русское прозвище этих самолетов "рама" теперь казалось как никогда точным. Снаряды советской артиллерии, а затем и ракеты "катюш" стали достигать уже командного пункта Крукенберга. Он получил легкое осколочное ранение в лицо.
Пока продолжались тяжелые бои в Нойкёльне, Крукенберг приказал подготовить запасные позиции в районе Германплац. Башни здания универмага "Карштадт" давали немцам отличную возможность наблюдать за продвижением сразу четырех советских армий - 5-й ударной армии со стороны Трептов-парка, 8-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой армии от Нойкёльна и 3-й гвардейской танковой армии фронта маршала Конева от Мариендорфа.
Крукенберг приказал французам Анри Фене занять позицию на Германплац и быть готовыми отразить с помощью фаустпатронов атаку советских танков. Фене были приданы также около ста бойцов из гитлерюгенда. Всех их проинструктировали, что огонь следует открывать только с близкого расстояния и целиться в башню танка. Эсэсовцы полагали, что прямое попадание в башню является наиболее удачным, поскольку в результате взрыва уничтожается весь экипаж боевой машины.
В течение вечера и последовавшей за ним ночи французы под командованием Фене смогли подбить четырнадцать советских танков. Такое сопротивление стало неожиданностью для советского командования, и оно отдало приказ отступить. В то же время на мосту Халензее, в восточной части Курфюрстендамм, три молодых солдата из батальона, сформированного имперской службой занятости, вооруженные всего одним пулеметом, смогли сдерживать советские атаки в течение сорока восьми часов.
Бой за аэродром Темпельхоф продолжался все последующие сутки. Советские орудия и "катюши" сметали с лица земли все располагавшиеся в этом районе административные здания. Внутри их коридоров слышались стоны раненых и чувствовался запах гари. "Тишина, возникшая после последнего разрыва, продолжалась недолго. Она являлась лишь прелюдией раздавшемуся поблизости гулу моторов советских танков. Началась новая атака"{726}.
Пока немецкие части всю вторую половину дня 25 апреля продолжали с боями отходить к центру города, Гитлер вызвал к себе генерала Вейдлинга и сообщил ему, что вскоре все должно измениться к лучшему. "12-я армия генерала Венка" - продолжил он, - приближается к Берлину с юго-запада. Вместе с 9-й армией они нанесут жестокий удар по противнику. Тем временем войска Шёрнера подойдут с юга. Все эти удары должны изменить ситуацию в нашу пользу"{727}. Однако слова фюрера были далеки от действительности. Практически весь Восточный фронт уже рушился. Генерал фон Мантейфель доносил, что войска 2-го Белорусского фронта Рокоссовского прорвали немецкую оборону южнее Штеттина. Штабной офицер ОКВ генерал-майор Детлефзен, бывший в тот момент в бункере Гитлера, отмечал, что его обитатели пребывали в состоянии "самообмана, граничившего с гипнозом"{728}.