Падение царей
Шрифт:
— Нам с ним повезло. Брак по договоренности, который привел к такому счастью, — об этом я не смела и мечтать. Другие не столь удачливы. Но любовь стоит заботливо лелеять, где бы ты ее ни нашел. Правда, иногда любовь может привести к огромным страданиям и невообразимой боли. Ты понимаешь, о чем я?
Андромаха покраснела.
— Кажется, понимаю.
— Когда ты снова попадешь в Трою, передай мои приветы Гектору, человеку, которым я всегда восхищалась. Хорошему человеку, человеку без злобы и лживости. Скажи ему, что Пенелопа желает ему всего самого доброго.
— Я скажу ему, — спокойно ответила Андромаха, но в глазах ее вспыхнул гнев.
— Не пойми меня неправильно, моя дорогая, — продолжала Пенелопа. — Я тебя не сужу, но теперь, когда мы поговорили, я знаю тебя лучше. Ты не коварная и не капризная — и тропа, по которой ты идешь, постепенно разрушит твою душу. Одиссей рассказал мне о любви Геликаона к тебе. Он рассказал мне все.
Гнев Андромахи угас.
— Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— Войдем внутрь. Посидим и поговорим, — предложила Пенелопа.
В покоях царицы горел очаг.
Женщины сели вместе на кушетку.
Андромаха говорила о своей первой встрече с Геликаоном, о битве во дворце Приама. Она говорила о Халисии и Дексе. Она рассказала Пенелопе о болезни Геликаона и о том, как рана его не исцелялась.
— А потом, однажды ночью, лихорадка пошла на спад, — сказала она.
— И ты была с ним тогда?
— Да, — Андромаха отвела взгляд.
— И больше никого?
Андромаха кивнула, между ними повисло молчание. Пенелопа не нарушала его, а сидела тихо и ждала. Андромаха сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Гектор хороший человек и мой друг, — сказала она. — Он любит моего сына.
Эти слова потрясли Пенелопу, хотя она не подала виду. «Он любит моего сына».
— Геликаон знает?
— Знает что?
— Что он отец твоего ребенка?
Андромаха широко распахнула глаза, поняв, что выдала себя.
— Нет… И не должен знать! Не должен! Всю свою жизнь он страдал от чувства вины, сперва из-за своей матери, которая покончила с собой у него на глазах, потом — потому что не мог спасти маленького Дио, а позже и Халисию. Эта новость только добавит ему страданий.
— Успокойся, Андромаха. Мы подруги, ты и я. Я не скажу ни слова. Даже Одиссею. Я обещаю. А Гектор знает?
— Да, я с самого начала сказала ему, — ответила Андромаха еле слышно. — Но об этом знаем только мы с ним, а теперь и ты. Очень важно, чтобы это не дошло до Приама. Он убьет Астианакса и меня, выследит и Геликаона, если сможет. Лучше пусть все останется как есть. Это единственный путь. Но это так трудно, — прошептала она.
— О, дорогая, как мне жаль, что ты страдаешь! Но ты должна принять решение, единственное верное решение. Ты знаешь, какое именно.
Андромаха кивнула, из глаз ее потекли слезы.
Пенелопа подалась к ней и обхватила рукой молодую женщину за плечи. Тут нечего было больше сказать.
Внизу, на берегу, команда Геликаона грузила на борт припасы.
— Ты идешь к Семи Холмам? — спросил Одиссей.
Геликаон взглянул на него, но ничего не ответил. Одиссей понял, почему друг не желает говорить о своих планах. Несмотря на спасение Пенелопы, они все еще были в разных лагерях.
— Я не предам тебя, парень, — сказал Одиссей. — Уж конечно, ты это знаешь?
Геликаон кивнул.
— Знаю. Безумие войны коснулось нас всех. Да, я иду туда. Что я там найду? Живы ли еще мои люди, Одиссей?
— Конечно, живы. Меня обижает такой вопрос. Когда началась эта война, я собрал всех людей и сказал им, что не потерплю ни неприязни, ни вражды. На земле есть разбойники и отряды кочевников. На море есть те, кто отправляются в набеги. Врагов хватит и без междоусобных ссор. Там все хорошо, Геликаон, все радушно тебя примут как друга. Я так понимаю, тебе нужно олово?
— Да. Нам понадобится столько олова, сколько мы сумеем найти.
— У нас здесь есть запасы. Возьми столько, сколько сможешь унести.
Пока они беседовали, к ним подошел Биас. Геликаон поднял на него глаза, вспомнив ненависть в голосе этого человека, когда они виделись в последний раз.
«Я надеюсь, ты сгоришь, и твой корабль вместе с тобой».
Биас не взглянул на Геликаона, он заговорил с Одиссеем:
— Мы погрузили большую часть припасов, какие ты приказал погрузить, — доложил он, — но из-за пиратов у нас мало что осталось.
— Завтра ты сможешь отплыть на Пилос, — ответил Одиссей, — и выменять новые припасы у людей Нестора.
Биас кивнул, но не ушел. Молчание все тянулось, потом он глубоко вздохнул и обратился к Геликаону:
— Я не беру назад свои слова, Геликаон. Но я благодарю тебя за то, что ты пришел нам на помощь.
Не ожидая ответа, он повернулся и пошел прочь.
— Хороший человек, но не умеет прощать, — сказал Одиссей.
Геликаон пожал плечами.
— Прощение никогда не следует даровать легко. Как Пенелопа?
— Она сильная — куда сильнее меня. Но я не хочу говорить о том, что она должна была выстрадать до того, как мы появились. Одна мысль об этом наполняет меня яростью, которую я едва могу сдержать. Ты говорил о безумии войны; нападение на Итаку — пример этого безумия. Сын Ослиной Морды хотел мести; но в любом случае пираты и разбойники набирают силу. Когда мы соберемся, чтобы уничтожить Трою, наши царства останутся без присмотра. Когда мы победим — а мы победим, Геликаон, — что мы найдем по возвращении? Я боюсь, что эта война поглотит нас всех. Тогда не будет победителей, и даже в сокровищах Трои не найдется достаточно золота, чтобы отстроить заново то, что мы потеряем.