Падение царей

Смит Уилбур

— Город окружен?

— Нет, господин. Все их атаки происходят к югу от города, у защитного рва. Люди все еще могут бежать через Скейские или Дарданские ворота. Все покидают город. Но это было шесть дней тому назад, а с тех пор «Борей» не получал никаких известий.

Ониакус шагнул вперед.

— Агамемнон оставил свои корабли без защиты у бухты Геракла, Золотой, — сказал он. — Наши метатели огня могут уничтожить его корабли за одну ночь, как мы сделали на Имбросе.

Геликаон нахмурился.

— Может быть, позже. Но сейчас, как ни печально, у меня нет выбора. Город ждет наш груз олова, не так ли, Асий?

Молодой человек кивнул.

— Огонь в городских кузнях не горит, — ответил он. — Троя отчаянно нуждается в оружии и доспехах.

Внезапно он испуганно посмотрел в сторону берега, и все повернулись туда. Вдалеке, у крайней точки троянских земель, Мыса Приливов, появился свет. То был ярко пылающий маяк.

Геликаон посмотрел на него и нахмурился.

— Маяк, но какой сигнал он подает и кому? Асий, Мыс Приливов в руках троянцев или в руках микенцев?

— Не знаю, господин. Когда я слышал о нем в последний раз, им владели троянцы, — капитан пожал плечами.

— Значит, этот сигнал ни о чем нам не говорит, — быстро сказал Геликаон, приняв решение. — Ониакус, мы поплывем к Геллеспонту и Троянской Бухте, потом доберемся до Симоиса. Там мы встанем на якорь и, если Афина будет к нам благосклонна, тайно переправим с севера наше олово в город.

— Но флот Менадоса держит Геллеспонт! — ответил молодой капитан. — Даже «Ксантос» не сможет победить его пятьдесят кораблей!

— Но, может быть, «Ксантос» и «Борей» смогут сделать это вместе, — задумчиво проговорил Геликаон.

Микенский адмирал Менадос, стоя на высокой палубе своего патрульного корабля, посмотрел вверх и увидел маяк, сияющий на самом высоком утесе Мыса Проливов.

— Что это означает, адмирал? — спросил его помощник, сын его сестры — мальчик довольно умный, но безынициативный.

— Не знаю, — ответил адмирал. — Троянцы подают кому-то сигнал. Но мы не можем знать, кому именно и что этот сигнал означает. Много пользы им будет от этого сигнала! — фыркнул он. — Все они в любом случае, почитай, мертвецы.

Как и его команда, Менадос скучал и был расстроен после долгих дней плавания по Геллеспонту. Его флот состоял из пятидесяти кораблей; он приказал тридцати из них следить за троянским берегом от мыса Фракии до бухты Геракла. Семь кораблей, в том числе его собственный, новая галера «Электрион», держались против течения в Геллеспонте. Остальные двадцать судов были вытащены на берег Фракии, их команды отпущены поспать и поесть. Корабли регулярно сменяли друг друга.

«Но для бойцов нет никакого занятия, — подумал Менадос. — Только и знай, что ходи взад и вперед, сперва на веслах, потом под парусом, снова и снова, утомляя гребцов и притупляя навыки капитанов».

Менадос втайне думал, что порученное ему дело — наказание Агамемнона за то, что Геликаон пощадил его в Дардании.

Весть о микенском флоте быстро разнеслась по землям, граничащим с Геллеспонтом, и пока что ни один корабль не пробовал выплыть из проливов. Они потопили один дарданский корабль, пытавшийся пройти под покровом темноты, и два хеттских торговых судна, пытавшихся вернуться домой; хеттов злило, что действия Агамемнона закрыли проливы для судов всех стран.

Когда обреченные хеттские моряки барахтались в холодной предательской воде, Менадоса спросили, должны ли микенские корабли их подобрать. Пусть погибнут — таков был его приказ. Лично он предпочел бы спасти их; он уважал моряков всех земель, и было нетрудно оставить их на фракийском берегу, чтобы они вернулись домой пешком. Но нельзя было допустить, чтобы до хеттского императора дошла весть, что его корабли потоплены микенцами. С кораблей высмотрели нескольких сильных хеттских пловцов, казалось, вполне способных добраться до берега, и лучники их перестреляли, пока все хетты не пошли ко дну.

— Корабль к северу!

Менадос повернулся и затенил ладонью глаза.

Члены команды «Электриона» вскочили, чтобы тоже посмотреть: им не терпелось взяться за дело.

Далекий корабль шел под парусом, быстро гонимый к ним сильным северным ветром. Менадос не видел знаков на этом судне в угасающем свете дня, но надеялся, что оно троянское или дарданское.

Большая часть троянского флота была заперта в Троянской бухте. Она не могла оттуда выйти, но и микенский флот не мог туда войти. Приам никогда не стремился построить сильный флот, достойный столь великого города; вместо этого он полагался на огромный флот Дардании, построенный его родственниками Энхисом и Геликаоном для троянской торговли и защиты города. В бухте были заперты всего-навсего восемнадцать троянских судов, но многие, как говорили, были теперь оснащены метателями огня, что уравновешивало численное превосходство судов Менадоса.

Это было тупиковое положение. Если бы в распоряжении Менадоса было больше кораблей, он легко захватил бы бухту, но Агамемнону требовался каждый пеший воин, чтобы взять город, потому что его воины гибли у Трои тысячами.

Менадос вздохнул. Членам команды, запертым на кораблях, следовало бы радоваться, что они остаются на борту. Каждый день они видели в небе над Троей вести о горящих погребальных кострах — столбы дыма днем и яркое зарево ночью.

— Это дарданский корабль, господин! — закричал помощник Менадоса. — Твои приказания?

Теперь Менадос и сам мог видеть парус с изображением черного коня. «Но это не „Ксантос“, — подумал он. — Судно слишком маленькое. Жалко».

— Пять кораблей, — приказал он. — Возьмите его на абордаж. У них могут быть полезные сведения для Агамемнона. Остальные корабли пусть держатся поблизости, но не вмешиваются. Там могут оказаться метатели огня.

Его приказы были переданы с помощью поднятых ярких флажков, прицепленных к канату — система, которую Менадос изобрел сам, чтобы передавать сообщения в море.

Пять кораблей — четыре микенских и один афинский — двинулись вперед, к приближающемуся судну, собираясь уничтожить его парус и заставить сбавить ход, а потом таранить и взять на абордаж. Остальные микенские суда тоже повернули на север.

Дарданский корабль продолжал идти, не меняя курса, очевидно, решившись прорваться через строй приближающихся судов.

Когда они сблизились, с афинского корабля взлетели горящие стрелы, нацеленные в черного коня. Две стрелы упали в воду, но пять попали в цель, и парус загорелся. Когда он исчез в пламени, корабль сбился с курса, но продолжал идти. Клочья горящего паруса падали на палубу, потом раздался оглушительный свист, и внезапно все судно охватил огонь.