Падение Царьграда
Шрифт:
Константин и Джустиниани с другими товарищами присоединились к Корти, но уже было поздно. Из пятидесяти янычар, составлявших шеренгу Хасана, тридцать вскочили на парапет. Из них восемнадцать были убиты, но, несмотря на геройские подвиги Корти, на помощь к оставшимся двенадцати стали подниматься шеренга за шеренгой. Дело было проиграно.
— Государь, надо отступать! — воскликнул генуэзец. — Нас перебьют до последнего.
И батарея была покинута. Константин и Корти удалились последними, пятясь назад и продолжая сражаться. Янычары невольно остановились.
Вторая оборонительная линия, к которой теперь отступили греки, состояла из галеры, которую граф Корти вкопал в землю и наполнил камнями. Впереди был устроен ров в пятнадцать футов ширины и двенадцать глубины; через него для прохода были переброшены доски. На палубе галеры были поставлены мелкие орудия со снарядами.
Позади галеры стояли резервные отряды Деметрия Палеолога и Николая Джиудали.
Взбираясь на палубу, император увидел, что на главной мачте висел императорский флаг. Он понял, что, когда этот флаг опустится, пробьёт последний час его империи.
Янычары были удивлены этой новой и странной защитой, они бы отступили, но передние ряды должны были идти вперёд, так как их теснили сзади. Те, кто стоял на месте, падали в ров. С галеры и с окрестных стен сыпались на них камни, пули, стрелы. В воздухе стояли крики, стоны, вопли. А Магомет всё посылал шеренги за шеренгами янычар, телами которых наполнялся ров.
Наконец, в довершение всех ужасов, христиане начали лить сверху огненную жидкость, которую изготовлял Иоанн Грант. Ров превратился в огненное пекло, и запах жареного человеческого мяса наполнил воздух.
Осаждённые ликовали. Они уже чувствовали победу, как к внутренней стороне галеры подскакал офицер и, поспешно добравшись до императора, произнёс:
— Государь, Иоанн Грант, Минотль, Каристом, Лонпаско и Иероним-итальянец убиты. Влахерн взят турками, и они пробиваются сюда.
Константин три раза перекрестился и поник головой.
Джустиниани побледнел.
— Государь, — сказал Корти, — мои мавры у меня под рукой. Я сдержу турок, пока ты позовёшь на помощь защитников городских стен, или, — прибавил он нерешительно, — я провожу тебя на корабль: ты ещё можешь спастись бегством.
Действительно, император мог ещё избегнуть опасности: ему стоило только сесть на лошадь и, под прикрытием мавров графа Корти, доскакать до кораблей в гавани. Но Константин гордо поднял голову и сказал, обращаясь к Джустиниани:
— Я отправлюсь с тобой, капитан, навстречу мусульманских орд, ворвавшихся в город. Здесь останутся мои телохранители. Граф Корти, позови Феофила Палеолога, он на стене между этими воротами Селимврийскими. Христиане, — прибавил он, смотря прямо в глаза окружающим его солдатам, — ещё не всё потеряно. Мы не имеем известия о том, что делают Вочиарди у Адрианопольских ворот. Бежать от невидимого врага стыдно. Нас всё-таки несколько сотен, пойдём отсюда и выстроимся в боевую колонну. Не может быть, чтобы Бог...
В эту минуту Джустиниани громко вскрикнул и уронил секиру. Стрела вонзилась ему в руку через одно из колец стальной перчатки. Почувствовав сильную боль, он поспешно стал спускаться с галеры.
— Капитан, куда ты?
— На моё судно, мне надо перевязать рану.
Император поднял забрало своего шлема. Лицо его пылало удивлением и негодованием.
— Нет, капитан, твоя рана не может быть серьёзна, и к тому же как ты доберёшься?
Джустиниани обернулся и, указав на трещину, сделанную в городской стене стрельбой из большой пушки Магомета, произнёс:
— Бог допустил эту трещину; турки через неё войдут, а я выйду.
И он быстро, почти бегом исчез с глаз осаждённых.
Некоторые из генуэзцев побежали за ним. Пушкари выхватили мечи и, окружив императора, воскликнули:
— Мы тебя не выдадим, государь! Мы пойдём за тобой, куда хочешь!..
Сняв свою красную бархатную мантию и шлем, он отдал то и другое своему меченосцу.
— Возьми это, а дай мне мой меч. Ну, господа, ну, храбрые соотечественники, идём. Да сохранит нас Бог!
Они ещё не успели спуститься на улицу всем отрядом, как навстречу бросились мусульманские орды.
Христиане храбро защищались, но храбрее всех был Константин: он дрался упорно, хладнокровно, и острие его меча вскоре обагрилось до самой рукоятки.
Никто не просил пощады, и никто не жалел врага. Груды мёртвых тел вскоре покрыли улицу.
Прошло минут десять или пятнадцать, и в той бреши, через которую позорно бежал Джустиниани, показался Феофил Палеолог, граф Корти, Франческо ди Таледо, Иоанн Далматинец и ещё человек двадцать христианских рыцарей.
Медленно поднималось по небу солнце. Половина улицы уже была в тени, а остальная часть озарена светом; но борьба всё продолжалась. Неожиданно с галеры послышались громкие крики: янычары влезали на галеру. Они проложили себе дорогу через горевшие трупы товарищей во рву и беспощадно резали императорских телохранителей. Ещё минута — и они могли напасть с тыла на горсть греков.
Услыхав этот крик, Константин отскочил от противника, с которым он боролся, и, бросив свой меч, обратился к окружающим воинам.
— Друзья, соотечественники! Неужели не найдётся христианина, который убил бы меня?
Тогда все поняли, зачем он снял свой шлем перед роковой сечью.
— Разве нет христианина, который убил бы меня? — повторил он снова.
В эту минуту из турецких рядов выделился какой-то странный призрак и подбежал к Константину. Это был седой старик в чёрной бархатной шапочке и такой Же одежде, без всякого оружия.
— Князь Индии! — промолвил Константин.
— А, ты узнал меня! — отвечал старик резавшим воздух голосом. — Ты помнишь тот день, когда я умолял тебя восстановить поклонение истинному Богу? Ты помнишь тот день, когда я просил у тебя на коленях отыскать и спасти мою дочь? Теперь пришла минута расчёта! Вот твой палач.