Падение царского режима. Том 1
Шрифт:
Соколов. – На какой почве была близость между Вырубовой и императрицей?
Андроников. – Они давнишние приятельницы: это мне было известно по рассказам. Была очень близкая императрице фрейлина, покойная кн. Орбелиани. Когда она заболела, – это было очень давно, у нее ноги отнялись – то она рекомендовала дочь Танеева – что, вот мол, очень хороший и преданный человек – т.-е. А.А. Вырубова… И вот близость на этом и была основана. Что императрица в ней нашла? Даю вам слово, я до сих пор не могу себе представить… Я понимаю, что можно любить человека близкого, хотя и глупого, да, но близкого человека… Но то, чему я был свидетелем!… Я сижу час у Вырубовой, она уже зевает, ее ничто не интересует… В это время приносят цветы от ее величества, записку от ее величества, телефон ее величества! И так постоянно!
«но безусловно глупой женщине могла находить», представляется, нужна запятая после слова «женщине». [Прим. В.М.]
Председатель. – Скажите, свойственно было Вырубовой некоторое лукавство?
Андроников. – Да, царедворство есть… Сказать одно, а подумать другое – мне так казалось…
Соколов. – Скажите, Кусова к военным кругам имела отношение?
Андроников. – Да! ее муж военный.
Соколов. – Она имела отношение к Сухомлинову?
Андроников. – Да, она бывала у Сухомлиновых, потому что отец ее, бывший жандармский полковник Горленко, бывал у Сухомлинова.
Соколов. – Муж Долиной.
Андроников. – Да. Отец Кусовой и Коломниной. Горленко часто бывал у Сухомлиновых. Но Сухомлинова очень быстро его выставила…
Соколов. – Почему они разошлись?
Андроников. – Горленко откровенно высказывался против Гашкевичей. Он не выносил Гашкевич, [*] которые продавали Сухомлинова направо и налево! Одним словом, все те, которые выступали против родственников Сухомлиновой, оказывались опозоренными и зачумленными, и нужно было их, под тем или другим предлогом выставить…
Стран. 373, св. 12, 21 и 23 стр. и далее на стр. 374, 388 и 402:
«Гашкевичи», надо: «Гошкевичи».
Соколов. – Кто еще, помимо уже упомянутых вами, бывал у Распутина?
Андроников. – Там бывала масса народу!…
Соколов. – Ну, а именно кто?
Андроников. – Дочь Любовь Валериановны Головиной (сестры жены великого князя Павла Александровича – Пистолькорс), которую звали Муня…
Соколов. – Кто еще?
Андроников. – Я видел там потом какую-то старуху, которая живет около Александро-Невской лавры: я не знаю, кто она…
Соколов. – А кто из политических деятелей? Курлов бывал?
Андроников. – Нет. Я только знаю, что Курлов с Бадмаевым был в большой дружбе, Бадмаев с Распутиным, а все они – с Протопоповым…
Руднев. – А в назначении А.Н. Хвостова вы лично не принимали участия через Воейкова?
Андроников. – Нет, боже избави!
Руднев. – Никого вы не просили?
Андроников. – Я писал несколько раз после речи Хвостова; я указывал на эту речь, я писал Вырубовой, писал императрице Александре Федоровне…
Руднев. – А как на министра внутренних дел, вы никогда не указывали: не говорили, что в качестве министра внутренних дел он был бы хорош, как энергичный человек?
Андроников. – Я указывал, что Хвостов предназначен был уже государем.
Руднев. – Вы не напоминали об этом?
Андроников. – Я вот Вырубовой писал и государыне Александре Федоровне писал…
Председатель. – Скажите, пожалуйста, вас обвинили в том, что вы отравили распутинских кошек?
Андроников. – Т.-е. меня обвиняли в том, что я принимал участие в отравлении этих кошек… Яд в чай Распутина должен был подсыпать генерал Комиссаров, который состоял при Распутине – в качестве кого? – Не знаю… (Его, кажется, выдвинула Вырубова или Белецкий, – я не знаю…) Вырубова просила Комиссарова состоять при Распутине. Ей мало было Манасевича-Мануйлова: ей нужен был генерал, который охранял бы Распутина… Как мне рассказывали, Комиссаров подсыпал кошкам яд в молоко вместо того, чтобы подсыпать в чай Распутину: кошки подохли…
Председатель. – Так думали и предполагали Вырубова и Белецкий?
Андроников. – Т.-е. Вырубова, я думаю, думала совершенно другое… Я этого хорошо не знаю, потому что после этого я ее совершенно не видал.
Председатель. – При чем тут Белецкий и Вырубова?
Андроников. – Г-н председатель, – видите ли, собственно они создали Комиссарова, как генерала-жандарма, охраняющего Распутина… А между тем молва шла, что я всыпал яд в молоко кошкам. Но я там даже не бывал! Это испортило отношения мои с Распутиным. После этого фабула пошла от Распутина и от Акилины Лапшинской. [*] Вырубова, очевидно, в это поверила, потому что после этого я ее не видел, как своих ушей…
Стран. 384, св. 15 стр. и на стр.389, св. 21 стр.:
«Акилина Лапшинская», надо: «Акилина Лаптинская».
Руднев. – А кто подговаривал подсыпать яд?
Андроников. – Не знаю… Я этого не слыхал…
Соколов. – Вы сказали, что Хвостов, несомненно, в этом деле участвовал, т.-е. в чем же именно он участвовал?
Андроников. – Он, несомненно, желал избавиться от Распутина.
Соколов. – Какие действия он для этого предпринимал?
Андроников. – Я лично только знаю, что действия были, чтоб отправить его на тот свет… Я лично видел только Ржевского, и затем фабула о Ржевском разошлась, что он должен был ехать в Норвегию и вызвать Иллиодора, чтобы затем… (не договаривает).
Председатель. – Перейдем к вашим отношениям к Воейкову.
Андроников. – Слушаюсь. Я его знал еще как кавалергардского офицера. Затем, когда он назначен был дворцовым комендантом, я написал ему письмо с просьбой его повидать. В ответ на это получаю предерзкое письмо, что дворцовый комендант занят и не может меня принять!… Я был глубоко обижен, что мой знакомый пишет мне в такой форме. Через несколько времени, мне пришлось видеть министра двора Фредерикса, с которым я изредка встречался. Я ему показываю ответ на мое письмо его beau fils’а и спрашиваю, что я должен делать… Он говорит: «Ничего: это чепуха! Я это улажу». И действительно, в этот же день вечером Воейков позвонил мне по телефону и извинился, говоря, что произошло недоразумение, что письмо должно было касаться не меня, а кого-то другого, и заявил, что он приедет ко мне. Я сказал, что я этого не прошу, но что очень рад… Это было вскоре после его назначения. Я был ему интересен потому, что я рассказывал ему про Сухомлинова. Сухомлинов, с своей стороны, давал поручения узнавать, как его акции там стоят, как о нем говорят… Так что мы друг другу рассказывали много интересных вещей… А впоследствии он меня посвящал: говорил про свою «Куваку», говорил о своем горном деле… Но каждый раз, уходя от него, я считал своим долгом упоминать о Сухомлинове и освещать неправильные, по-моему, стороны поведения Распутина. Затем, тут произошел быстрый переворот. После этих кошек я Вырубову не видел совершенно и – по правде сказать – я не просил свиданий… Я только написал письмо, – уже гораздо позже, скажем, в ноябре 1916 года, по-французски, что я прошу ее меня принять, потому что меня страшно возмущало поведение Манасевича-Мануйлова, который всем рассказывал о том, что было письмо от государя на имя председателя Совета Министров и к императрице о прекращении его дела в суде.