Падение Храма Соломонова
Шрифт:
– Да благословят тебя все римские боги, «гениальный» Гелий! – и не дожидаясь ответа, который явно был бы оскорбительным, промолвил: – Когда меня примет император?
– Тебя? Сомневаюсь, что он вообще примет! – как всегда, не глядя ни на кого произнес он, но при этом слегка заулыбался. Затем обернувшись к преторианцам сказал: – А вы чего до сих пор здесь? А ну пошли вон отсюда!
Те сразу же удалились.
– Это и к тебе, конечно, относится, но боюсь, что ты не послушаешься меня. – слегка обиженно проговорил Гелий.
– Интересно, если ты станешь императором, что конечно невозможно, что ты со мной сделаешь? – спросил Тит.
– О-о-о! – протянул Гелий и лицо его просияло. Видно было, что он представил что-то очень приятное.
Но в этот миг отворились золотые двери тронного
– Господин Тит! Божественный император Нерон ждет тебя!
– А ты чего в атрии стоишь, тебя что выгнали, или уже просто не впускают в зал? – спросил Флавий Гелия и не спеша направился в зал.
А тот ему в след ответил:
– Смотри не упади в обморок от страха, когда будешь стоять перед Нероном. Помнится, в детстве ты это часто делал перед императором Клавдием!
Тронный зал соответствовал величию Рима. Видя этот размах, высоченные потолки, огромные залы, где каждый чувствовал себя ничтожно малым, иноземные гости ощущали себя морально раздавленными и уничтоженными. Посередине, вдоль всего прямоугольного зала лежала неописуемой красоты ковровая дорожка. По кругу расставлены столы, сделанные из мрамора, как и пол. В стенах, в специальных нишах расположились статуи всех предыдущих императоров, стояла здесь и статуя Юлия Цезаря, хотя он и не был при жизни императором, но Нерон не мог его не поставить, потому что очень гордился своим знаменитым предком и всегда подчеркивал свое происхождение из рода Юлиев. Даже статуя Нерона уже украшала собой зал. Светильные лампы расположились по бокам статуй. Вдоль дорожки стояли преторианцы, делая живой коридор. В конце зала находился большой золотой трон, на котором в окружении советников, в пурпурной, обшитой золотом тоге и лавровым венком, сделанным из золотых прутьев, восседал император Римской Империи – Нерон. Многие тайно называли его Агенобарбом, именем его отца или рыжебородым. Он ненавидел, когда его так называли. Однажды напившись, один из военачальников поднял кубок и произнес тост в честь Нерона, назвав его рыжебородым, за что сразу же поплатился жизнью. Но факт оставался фактом: толстый, с рыжими волосами и такой же бородой, с лицом ребенка и пустым пресыщенным взглядом, он достоин был сострадания, а не восхищения. Ненавидя своих родственников, тем не менее любил своих приближенных. Во многих из них он был влюблен, как и в свою вторую супругу Поппею Сабину, которая восседала слева от него, на троне, находящимся ниже трона императора. Поппея – жестокая женщина, 35-ти лет, с которой поссориться означало тоже самое, что покончить жизнь самоубийством. Если Нерон мог изредка обидчика или виновника помиловать и простить по ходатайству друзей или окружения, то она всегда шла до конца. В красивейшей столе из дорогого шелка и обвешанная всевозможными украшениями, она походила больше не на императрицу, а на торговку, которая выставила весь товар напоказ. Справа от владыки на нижнем троне сидел префект преторианцев Офоний Тигеллин – правая рука императора, высокий брюнет 55-ти лет с черными глазами, хитрый и очень подлый человек. Тит, дойдя до них, стал на одно колено и приветствовал:
– О, Божественный из всех божественных! Ты наш свет, который ведет сквозь темноту к спасению. Чтобы делали мы смертные, если бы боги не послали нам великого императора, гениального артиста и певца, поэта и философа? Да мы бы просто померкли!
Поппея при этих словах закатила глаза кверху, а Офоний громко рассмеялся.
Нерон нервно повернулся к смеющемуся:
– Ты что, совсем обезумел? Если ты смеешься над такими красивыми словами, адресованными мне, значит, ты смеешься и надо мной? – с горькой обидой в голосе спросил он.
– Что ты, владыка, я смеюсь над этим глупцом, который говорит эти слова с таким видом, будто он, он … – и Тигеллин опять начал громко смеяться.
– Ты смеешься, потому что сам никогда не мог и двух слов связать, глупец. Теперь иди вон и когда насмеешься вдоволь, придешь. – сказал зло император. – Тит, встань с колен! – обратился он к нему.
Офоний сразу пришел в себя и перестал хохотать, Флавий же встал и продолжил приветствовать:
– Да благословят боги божественную императрицу и ваше еще не рожденное чадо! – и он ей поклонился.
Поппея сделала вид, что не слышит. Тит сам удивлялся, почти все окружение еле терпит его и, наверняка, настраивает против него Нерона. Так почему же он еще при дворе?
– И, наконец, Тигеллин, приветствую тебя! – завершил Флавий.
– И это все? – возмутился Офоний, – А где комплименты?
– Ты их не заслужил!
Тут Нерон поднялся с трона и велел всем замолчать. Он приблизился к Флавию и обнял его:
– Мой друг! Прости этого глупого Тигеллина. Он всегда был ограниченным человеком. Ведь у него, как у нас с тобой, не было наставника в лице Сенеки! – и внимательно посмотрел на Тита.
Тут-то он все и понял. «Это намек. Император уже про все знает, надо сознаваться. Но, что он знает, про заговор или про Сенеку? Если знает про заговор, то отчего не расстроен? Он же всегда впадал в депрессию, когда узнавал о каких-либо кознях против него. Выбора не было. На кону стояла не только его жизнь, но и жизнь семьи».
– Владыка! Сегодня, когда я к тебе ехал, ко мне сел Сенека. Он сознался, что не по своей воле был вовлечен в заговор против тебя! – у него пересохло в горле. А вдруг Нерон его объявит соучастником? – Вот список всех, кто вовлечен в этот заговор! – и Флавий передал свиток уже севшему назад на трон императору.
Но к удивлению Тита, Нерон не только не испугался, но даже не удивился и, прочитав до конца, повернулся к Тигеллину:
– Вот видишь, Офоний! Ты говорил, что он мне ничего не скажет и тем самым защитит своих друзей. Но я вам всегда говорил, что Титу могу доверить свою жизнь!
– Ты сам ему намекнул на Сенеку! Ты подыграл ему! – отчаянно заявил Тигеллин.
– Ты меня называешь обманщиком? – уже не на шутку рассердился император.
– Нет, что ты! Я прошу простить меня, просто надеялся уже арестовать его, и только! В твоей честности никто и никогда не сомневался и не сомневается! – смиренно ответил тот.
– Вот и умница! – произнес, успокоившись, Нерон. – Еще раз такая выходка, и сам будешь арестован! – Затем обернулся к супруге и спросил: – А ты что думаешь про Тита?
– А мне-то что. – равнодушно ответила та. – Я к нему нормально отношусь, в отличие от сидящего справа от тебя.
Флавий перебил их:
– Но повелитель, это ты подослал ко мне Сенеку? Все что он сказал, это ведь неправда? – с надеждой в голосе спросил он.
– Во-первых, я искренне сожалею по поводу смерти твоей матери, которая действительно была отравлена вашим эскулапом, ведь он входил в этот заговор. Во-вторых, Сенека вчера ко мне пришел и во всем сознался. Я, конечно, был поражен, потому что такое количество патрициев вовлечено в заговор. Они, действительно, желали моей смерти, это после всего, что я для них сделал! – Нерон горько заплакал. Затем, быстро успокоившись, продолжил. – Хорошо, что у меня есть фрументарии 51 и верные помощники, которые отреагировали мгновенно и организатор вчера был арестован, а вместе с ним еще несколько человек. – И он удовлетворенно посмотрел на Тигеллина, затем перевел взгляд на Тита. – Естественно, я теперь подозреваю всех. Мне необходимо было тебя проверить. Конечно же, Сенека мог тебя предупредить о моем плане! Поэтому я придумал еще один способ проверки для тебя, разумеется, последний. Ты готов выполнить его?
51
Фрументарии – секретные службы безопастности в империи.
– Что прикажешь, все выполню! – скороговоркой произнес Флавий.
– Похвально! Тогда ты должен казнить нескольких сенаторов, тебе поможет в этом Офоний, но это потом. Сейчас самое главное: когда придешь к своему другу Фению Руфу, находящемуся под арестом дома, то должен будешь убить его! Ты же хочешь отомстить за мать, или нет?
Флавий был в ужасе, убить, так ни в чем и не разобравшись, а вдруг тот не виноват? Надо было что-то придумать.
– Можно я для начала проведаю эскулапа Рубрия? Лично его хочу убить. А потом и Фения.