Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2
Шрифт:
Ночью, когда только-только начало светать, ко мне в комнату проскользнула Селия. Мы тихонько сели на мою постель и ласково говорили друг с другом. Она обняла меня за шею и прошептала:
– Я хочу тебе сказать одну тайну.
Я невольно испугалась, но сдерживалась, не хотела показывать свой испуг.
– Какую? – прошептала я в ответ.
– То есть это даже не тайна, но пока это тайна. Я не хочу, чтобы Анхелита сразу узнала. Она сразу начнет меня кормить разной едой и заставлять пить разные полезные настойки. Я даже Андресу еще не сказала. Ты самая первая.
Я
– Что же это за тайна? – спросила я и улыбнулась. Ее нежные губки мягко коснулись моего уха.
– У меня будет ребенок, – прошептала она.
Я взяла ее за руки, и мы еще сидели и говорили, что все-все будет хорошо.
Время близилось к полудню, когда мы стояли в порту и все прощались. Я уже простилась с Анхелитой и Мигелем, с их мальчиками, и со своим младшим сыном Карлосом. Я поцеловала на прощанье милую Ану, которая осталась все той же прелестной девочкой, и только то, как она смотрела на Николаоса, выдавало в ней женщину. И с Николаосом я простилась. Он долго держал мою ладонь в своих сильных пальцах.
– Передай от меня привет моему городу, – сказал он, – И будь счастлива.
– И ты, Николаос, будь счастлив. Встречу ли я когда-нибудь еще такого верного друга, как ты? Наверное, нет. Будь счастлив!
Я прижала милую головку моей дочери к своей груди и прошептала:
– Скорее открой свою тайну Андресу и Анхелите.
– Ему я сказала. Сразу после тебя, – она радостно покраснела и опустила голову. Чоки приблизился ко мне последним. Оба мы не решались коснуться друг друга.
– Прощайте. Будьте счастливы, – тихо произнес он. Селия подошла к нам решительно.
– Поцелуй ее. Ну! Быстро! – повелительно приказала она Чоки.
Он серьезно посмотрел на нее, длинные его ресницы на миг скрыли от меня взгляд его выпуклых глаз. Он приложил губы к моей щеке.
– Нет, не так, не так! – почти с отчаянием воскликнула Селия. – Пусть как тогда, в тюрьме! Пусть так, как тогда!
Он снова посмотрел на нее. Глаза его темно блеснули. И тут он с той самой бесшабашностью, которую я знала по тюрьме, когда он сказал, что если любишь, то надо прямо говорить, обнял меня и поцеловал в губы. Как тогда, в тюрьме.
Потом я стояла на палубе, и корабль отплывал. Все махали мне руками. Так уже было в моей жизни. Но не так, по-другому.
Чоки шел за кораблем. И теперь я видела только его ладонь. Уже не видела, как он улыбается.
Все! Мальчик мой, который ближе сыновей родных, и любовь, которая сильнее и крепче всех на свете мучений, прощайте!
Все! Последний раз! Дальше все другое будет. Но так больше не будет никогда.
Последний раз. Прощание. Последний раз!
Корабль вышел в открытое море. Я не уходила с палубы. Легкий ветер спокойного моря налетал и сушил мои слезы.
Часть шестая
Глава сто семьдесят девятая
Я не хотела думать о прошлом. Мучительным усилием подавляла, душила в сознании все эти вновь и вновь всплывающие образы, слова, движения, жесты. Нет, нет, нет, я не буду вспоминать. Я буду жить дальше.
Я бродила по кораблю, смотрела на корабельную жизнь, спрашивала у Брюса названия снастей. Все относились ко мне с большим почтением, ведь я была матерью их капитана. Я видела, что матросы ценят храбрость моего сына, что он и сам умелый моряк. Это наполняло сердце неведомой доселе радостью. Мы уже приближались к Стамбулу. «Вот он, город, где прошли детство и юность моих друзей», – невольно подумалось мне.
Но нет и еще раз нет! Я сдержу слезы. Я буду жить. Уже вздымались купола церквей и высокие узорные башни, назначение которых было мне неведомо.
– Что это за башни, такие высокие и узкие? – спросила я Брюса.
– Это минареты, мама. С этих башен призывают к молитве мусульман.
Это был совсем новый мир.
Корабль наш встал на якорь в огромном порту, где теснились суда множества стран и звучали все на свете наречия.
Множество людей шумело, бранилось, хохотало, обманывало друг друга, скалило зубы, хмурилось. Здесь были негры и белые, были люди с очень желтой кожей и узкими глазами, были черноволосые и с волосами светлыми, как белая льняная скатерть, привезенная из далеких земель.
С корабля спустили шлюпку, я набросила плащ. Гребцы налегли на весла. Мы поплыли к берегу – Брюс, я и двое вооруженных матросов.
– Куда мы теперь отправимся? – спросила я у сына.
– К одному моему другу. Мы будем жить у него.
– И что ты намереваешься делать?
– Покупать оружие и боеприпасы, – он весело улыбнулся.
– Береги себя!
– Мама, это ты скажешь мне, когда я окажусь в открытом море и возьму на абордаж неприятельский корабль!
На берегу нас ждали крытые носилки и кони, приведенные слугами в тюрбанах. Я села в носилки. Брюс ехал рядом.
Улицы были то широкими, то узкими, то многолюдными, то тихими, почти пустыми.
– Это огромный город, – сказал мне Брюс. – Столица величайшей империи мира.
Я вдруг вспомнила, что говорил об этом городе отец Николаоса.
– Многие полагают, что законы этой империи несправедливы, – заметила я, – и что правят ею завоеватели и угнетатели.
– Справедливых законов я не знаю в нашем мире, – ответил Брюс. – Завоевателем и угнетателем можно окрестить кого угодно, любой народ и любое государство заслуживают подобных определений. Но я полагаю, величие достойно уважения. И когда люди разрушают его, им после свойственно жалеть и с печалью вспоминать о минувшем.
Я с гордостью подумала, что сын мой умен. Мы остановились перед огромным домом. В сущности, это был дворец с голубыми узорными стенами.
– Здесь мы будем жить, – сказал Брюс! – Это дом моего друга, Хайреттина.
– Твой друг, очевидно, богатый человек.
– Он всего лишь пират, как я, – Брюс снова улыбнулся.
Его друг Хайреттин приветствовал нас во дворе. Это был высокий человек лет сорока, с рыжеватой бородкой и раскосыми глазами. Он поклонился нам, приложив ладонь к груди. Брюс ответил таким же поклоном.