Падение короля
Шрифт:
После ужина Миккель подсел к старику. Он хотел поговорить с ним, но из этой попытки ничего не получилось. Тогда он просто посидел подле отца, глядя на его большую бессильную голову, заросшую густым волосом. Он узнавал знакомые черты, хотя они почти утонули в зарослях бороды и усов, глаза казались незрячими. На ушах и на лысине старика появились какие-то наросты и пятна.
Посидев и помолчав, Миккель достал старинную серебряную монету, поглядел на нее и стал совать старику в руки, но они ничего не могли удержать.
— Помните ли монету, батюшка? — крикнул Миккель отцу в самое ухо, совсем забыв, что в комнате есть другие люди.
— Бя… бя…
— Помните монету? — крикнул Миккель еще раз осипшим голосом.
Остальные не вмешивались и молчали, и Миккель еще долго просидел подле старика, свесив голову и закрыв лицо руками. Вскоре старый Тёгер уснул с широко раскрытым беззубым ртом.
Спать все ложились в одной комнате, и еще долго слышно было, как бессвязно бубнит что-то старый Тёгер и ворчит во сне, словно обиженный пес.
Наутро, когда Миккель и Аксель сидели в седлах и готовы были отправиться в путь, Миккель еще раз обернулся на прощание и, сделав над собой большое усилие, спросил, не глядя на брата:
— А как Анна-Метта, что с ней?..
— Она замужем, живет в Саллинге, у нее уже взрослые дети, — громко и без запинки сообщил Нильс, поспешая бегом возле всадников, так как лошади уже тронулись. — Йенс Сивертсен помер спокойно. Все у нее хорошо, Миккель, я сам хотел тебе сказать…
Он еще что-то крикнул вдогонку, но Миккель уже пустил коня в галоп, Аксель нагнал его только за холмами.
CONSUMATUM EST! [8]
Это было во вторник, во время празднеств, происходивших в Стокгольме в честь торжественной встречи и коронации короля Кристьерна {33} . Миккель Тёгерсен пришел в караульню, у него было поручение к Йенсу Андерсену. Ему сказали, что Йенс Андерсен парится в бане. Но поручение было совершенно безотлагательное, и потому Миккель разделся, чтобы повидаться с епископом. Войдя в жарко натопленную баню, он сперва ничего не мог разглядеть перед собой — все застилал пар, густой, как белый войлок; Миккель слышал звон ведер, громкое шипение выплеснутой на каменку воды. В глубине пышущей жаром мглы звучали голоса. Миккель остановился на пороге, пар обжигал ему грудь и, превращаясь в водяные капли, струился по ногам. Вдруг впереди точно сгустилась из клубящегося пара человеческая фигура, и перед Миккелем предстал распаренный до медно-красного цвета человек. То был король Кристьерн. Миккель поспешно отвел взгляд от его лица и, видя перед собой мускулистую, широкую грудь, покрытую густой рыжей порослью, услышал нетерпеливый королевский голос:
8
Свершилось! (лат.)
— Что тебе тут надо?
Миккель, склонив голову, объяснил, зачем пришел.
— Йенс Андерсен! — зычно крикнул король. — У дверей тебя ждет посланец с поручением. — С этими словами король снова скрылся в клубах тумана. Миккель выпрямился, у него все еще дрожали колени. Вскоре появился Йенс Андерсен, и Миккель передал ему свое сообщение. Он и сам не знал потаенного смысла, заключавшегося в словах, которые ему велено было запомнить и в точности повторить, но епископ, услышав их, сделался очень задумчив.
— Погоди здесь, — сказал он и пропал.
В кипучем дыму раздавались разные голоса, Миккель различал среди них короля и Йенса Андерсена. Затем послышался сердитый возглас короля. В бане наступила почти полная тишина, никто больше не плескал на каменку. Наверху открыли отдушину, пар мгновенно уплотнился и встал непроницаемой белой стеной, а в следующий миг в помещении развиднелось. Единым взглядом Миккель увидел всех, кто был в бане: они находились в десять раз ближе, чем он думал, оказывается, до них было рукой подать. Король сидел на лавке; кроме него тут были Дидрик Слагхек, Йон Эриксен{34} и еще двое, которых Миккель не знал. Йенс Андерсен говорил с королем тихим и значительным голосом, остальные внимательно слушали, но Миккелю было не до того, чтобы прислушиваться к словам, он как зачарованный не мог отвести глаз от короля. Такой густой шерсти на груди и таких могучих рук он еще никогда не видывал; грудные мышцы жесткими буграми выпирали под кожей. Жилы выпукло змеились по ней, исчезая под мышками. Темно-рыжие волосы разметались по голове и поднялись от парного воздуха, точно мох, который тоже под дождем встает пышной шапкой, по мокрому лицу стекали в бороду влажные струйки. Грозен был вид короля в эту минуту, с какой-то сдержанной размеренностью он поочередно останавливал пронзительный взгляд на каждом из собравшихся, на лице у него застыло угрюмое и тяжелое выражение.
На остальных Миккель не обратил особенного внимания. Йон Эриксен неподвижно стоял перед королем со смиренным и страдальческим выражением, он был тощ до невозможности — сплошные кожа да кости, длинные костлявые ноги были обуты в деревянные башмаки, на щиколотках виднелись струпья и белые шрамы от недавно снятых железных оков. Рядом, спиной к Миккелю, стоял Йенс Андерсен, Миккель видел перед собой склоненное вперед туловище и мохнатые сплющенные ляжки наездника. Не в пример ему Дидрик Слагхек был прекрасно сложен. К несчастью, тело его обезображивала лиловая звездчатая сыпь — метка французской болезни, он был усеян ею так густо, как святой Себастьян стрелами. Провалившийся нос делал Дидрика Слагхека похожим на обезьяну.
Но тут Йенс Андерсен дернул головой в сторону Миккеля, как бы напоминая остальным о его присутствии. Ничего из сказанного Миккель не слыхал. Но король, взглянув на него, пришел в бешенство.
— Да отпустите вы наконец этого! — вырвалось у него в раздражении. Йенс Андерсен обернулся к Миккелю, выражением лица как бы смягчая королевский выпад, и Миккель поспешно вышел вон.
— А ну-ка, поддайте пару! — услышал он из-за двери возглас короля. Дожидаясь за дверью и облачаясь в свое платье, он снова слышал плеск воды и шипение пара. Звук голосов больше не доносился.
Через полчаса на пороге показался епископ, он был очень разгорячен и быстро дышал; отдуваясь, он стряхивал влагу, стекающую ему в рот, и отирал лоб, кончики пальцев у него сморщились от горячей воды. Миккель тут же был отправлен с ответным поручением к архиепископу Густаву Тролле{35}, оно состояло только из двух латинских слов. Миккель позволил себе улыбнуться, когда Йенс Андерсен заставил его, точно несмышленого мальчишку, несколько раз повторить эти слова вслух.
— Смотри же, запомни их хорошенько! — наказал ему епископ еще раз на прощание, прежде чем Миккель закрыл за собой дверь.
Архиепископ стоял у окна с гусиным пером в руке; едва Миккель вошел, он порывисто обернулся ему навстречу. Но услыхав слова, которые должен был передать ему Миккель, он швырнул на пол перо и в сильном волнении принялся ходить по комнате. Миккелю велено было передать архиепископу от имени короля последние слова господа нашего Иисуса Христа, сказанные им на кресте, — в задумчивости архиепископ несколько раз повторил их вполголоса; на столе перед ним был расставлен дорожный алтарь, архиепископ всё кивал и кивал головой: