Падение Левиафана
Шрифт:
"Что ты делаешь?" спросил Холден.
Мне надирают задницу, подумала Танака, ошеломленная настолько, что не могла понять, почему он с ней разговаривает.
"Думаю, нам стоит поговорить с этой", - сказал Бертон. "Давайте возьмем ее с собой".
Танака сказала "Нет" и попыталась встать, а потом снова упала. Посмотрите, как мне больно. Это была лишь полуправда.
"Поторопись", - сказал Холден и начал вести девушку мимо нее.
Бертон потянулся вниз, чтобы схватить Танаку за руку и подтянуть ее к себе. Он был очень сильным. Это было хорошо. Это сделало бы его слишком самоуверенным. Танака позволила ему подтянуть ее к себе, сильно
Он поднял другую руку и обрушил массивный кулак на ее лицо. Поскольку он держал ее за руку, она не могла уклониться, поэтому мотнула головой вправо и ударила кулаком, отбросив его влево. Удар все равно задел ее щеку, и этого было достаточно, чтобы онемела та сторона лица.
Движение приблизило его, и Танака бросилась назад, позволяя импульсу от удара и собственному весу сбить Бертона с ног и повалить ее на спину.
Он отпустил ее руку, рефлекторно пытаясь поймать себя, и они оба упали на землю. Он упал на нее, как падающее дерево, выбив воздух из ее легких. Но она была готова к этому и подбросила локоть, который попал Бертону в горло, когда он падал. Он издал звук, как раненая утка, и покатился прочь, хватаясь за шею. Танака вскочила на ноги и стала искать девушку. Мир плавания кружился вокруг нее. Она стиснула зубы и не обратила на это внимания.
Девочка пряталась за Холденом, прижимаясь к собаке и глядя на побоище, ее рот был круглым от удивления. Он копался у себя под ногами, пытаясь подобрать выпавший пистолет.
Танака увидела свой, лежащий в траве недалеко. Нырять за ним, чтобы поспешно выстрелить в Холдена, было бы рискованно, когда девушка так близко. Вместо этого она подняла руку. "Холден, подожди".
"Не впутывай его в это", - сказал Бертон позади нее, - "мы еще не закончили".
Танака крутанулась на носочке и ударила ногой в то место, откуда доносился звук. Большой механик небрежно отмахнулся от нее. Он выглядел не хуже, чем после удара в горло, который убил бы большинство людей. Что-то было не так с его глазами. Они были абсолютно черными. Она вспомнила, что читала о ком-то с такими глазами. Она не помнила, кто именно.
"Я ознакомилась с вашим досье", - сказала Танака, отступая к Холдену и девушке. У нее не было времени на боксерский поединок с этим странным человеком с жуткими черными глазами. Не сейчас, когда ее лучшие удары, казалось, даже не пугали его.
"Да?" - спросил он, придвигаясь к ней.
"Здесь сказано, что мы тебя убили", - сказала она. "В любое другое время я бы осталась, чтобы выяснить это". Девушка была так близко, что, если бы ей удалось удержать равновесие, она могла бы сделать два шага, схватить ее и убежать, прежде чем остальные узнают, что произошло. Танака готова была поставить на то, что они не станут стрелять в нее, если ребенок будет у нее на руках.
"У тебя есть время", - сказал Бертон.
Танака повернулась к девушке и тут же остановилась. Холден стоял перед ней, держа пистолет в руке. Глаза, которые мгновение назад казались испуганными, теперь были плоскими, безэмоциональными, холодными. Это плохо.
"Нет", - сказал он. "Нет".
Прежде чем Танака успела пошевелиться, пистолет Холдена выстрелил три раза. Она почувствовала эти три выстрела как удары молота в грудину. Все три, по центру. Убийственные выстрелы. До этого момента она не была уверена, что он способен на это.
Танака, пошатываясь, сделала два шага к краю тропинки, а затем рухнула на лицо. Три пули из пистолета Холдена впились ей в грудь, где их зацепила нижняя рубашка из нановолокна, как кинжалы в глубокий синяк, который они оставили в ее плоти. Она не обращала внимания на боль и лежала очень тихо, затаив дыхание.
"Черт, кэп", - говорил Бертон. "Я думаю, мы должны были оставить ее".
"Мы должны идти. Мы должны выбраться отсюда. Сейчас же", - ответил Холден. В его голосе звучала злость. Судя по тому, что она читала его досье, Танака могла бы поспорить, что он злился не на механика. Он был зол на то, что его заставили в кого-то стрелять. При всем том дерьме, которое он видел, психологическая экспертиза лаконского следователя показала, что Холден никогда не испытывал дискомфорта от насилия.
Не приходите проверять мое тело, - приказал им Танака.
"Давайте убираться отсюда, пока не появились новые", - сказал Холден, и они втроем начали уходить.
Двигаясь как можно меньше, Танака пробиралась к своему пистолету. Когда ей удалось положить на него правую руку, она рискнула повернуть голову, чтобы посмотреть, где они находятся. Холден и Бартон шли бок о бок, девушка между ними. До них было около сорока метров. Не очень длинный выстрел. Не для нее. На них обоих были старые марсианские легкие бронежилеты. Взрывные патроны из ее пистолета прошли бы сквозь нее. Существовал некоторый риск попадания осколков в девушку, но это вряд ли было смертельно. Да и хрен с ним. Немного синяков может пойти этой сучке на пользу.
Танака перекатилась на спину и села. Она прицелилась в спину Бертона. Он был более опасен из них двоих. Убить его первым. Она навела прицел между лопаток здоровяка. Сделала длинный вдох, выдохнула половину и нажала на курок.
Пуля вонзилась ему в спину и разнесла грудь, словно кто-то подменил его сердце гранатой. Танака перевела прицел на Холдена, который уже крутился, держа пистолет в руке. Крупный мужчина сделал еще пару шагов и упал. Танака прицелилась в грудь Холдена, затем дернула головой, когда что-то прорезало борозду на ее голове. Через долю секунды раздался выстрел.
Он разобрался с бронежилетом, подумал Танака. Он стреляет в голову.
Она двинулась, укрываясь в траве и пытаясь выстроить следующий выстрел. Холден стоял на месте, медленно поворачиваясь на талии, чтобы навести на нее прицел. Теперь это была гонка, и она уже прицелилась в его голову, готовая нажать на курок и покончить с ним, когда кто-то ударил кувалдой по ее щеке. Другая сторона ее рта разлетелась. Боль едва ли длилась достаточно долго, чтобы заметить, и все исчезло.
Интерлюдия: Мечтатель
Мечтательница мечтает, и мечта увлекает ее все глубже в близость с необъятным. По всей ширине и потоку она сверкает, и сверкание становится мыслью там, где раньше не было мысли. Остается великая медлительность, мягкая и широкая, как ледяное холодное и всеобъемлющее море, и эта медлительность (дрейфующая, вялая) тасует и перетасовывает себя. Липкое и скользкое, яркое и темное, движущееся и движущееся, ибо нет истинной неподвижности в субстрате, наполненном искрами, а искры становятся разумом. Мечтательница мечтает, и другие мечтают вместе с ней, не только те, кто рядом с ней, не только пузырьки соли, но и танец, который они творят. Она мечтает о танце, и танец мечтает о ней. Здравствуй, здравствуй, здравствуй.