Падение Левиафана

Кори Джеймс С. А.

Путешествие между системами было медленным. На "Росинанте" не было ни одной из аварийных кушеток с дышащей жидкостью, которые позволяли бы телам выдерживать длительные ожоги при высокой температуре. Обязанности, которые Амос поручил ей, чтобы занять ее, заполнили пробел, который оставили Илич и другие наставники, и теперь она цеплялась за них не потому, что они ей особенно нравились, а потому, что они были знакомы. И потому что это было похоже на претензию на что-то.

Она была уже на полпути, когда пузырек выделившейся воды размером с ее кулак прилип к ее руке, когда Амос примостился рядом с ней. Он ничего не сказал, просто взял небольшой ручной пылесос и убрал пролитую воду с ее запястья.

Он передавал ей инструменты, когда они были нужны, и убирал их, когда не нужны. С ним дело пошло быстрее. В конце концов, она обнаружила, что два датчика из шестидесяти показывают периодические неисправности. Низковольтные замыкания. Безвредные. Они могли бы отключить половину датчиков и не беспокоиться о качестве воды. Но она все равно пометила оба датчика для замены. Философия Амоса заключалась в том, чтобы заменять вещи до того, как в них возникнет необходимость, а не после. Она считала это разумным правилом.

"Итак, - сказал он, - это было еще на Земле, когда я был моложе, чем ты сейчас. Я знал одного парня. Его родители умерли от передозировки в ту же ночь. Плюс в том, что он был зарегистрированным новорожденным, так что кому-то было не наплевать. А минус в том, что его отдали в приемную семью. Это его здорово подкосило".

"Жестокие приемные опекуны - обычная проблема в агрессивно-индивидуалистических социальных порядках. Два года назад у меня был предмет о реформе государственной службы. Мы изучали это".

"Верно, но это было не единственное, что его зацепило. Он был одним из тех людей, которые пытаются пустить корни, понимаете? Где бы он ни был, он находил вещи и держался за них. Помести его в новый город на неделю, и у него уже был любимый парк. И все в таком духе. Только он был приемным сыном, поэтому каждые несколько месяцев он снова все терял".

"Это приободряющая история о том, как он нашел свой настоящий дом внутри себя?"

Амос на мгновение застыл на месте, а затем посмотрел с досадой. "Вообще-то, он пристрастился к куче наркотиков домашнего приготовления и медленно расплавил свою нервную систему. Так что, нет, не совсем. Я пытался сказать, что ты не единственный, кому трудно отпустить ситуацию. Переходить к следующему. Я не знаю. Подумал, что это может помочь услышать это".

"А что насчет тебя?"

"Мне хорошо везде, где бы я ни был", - сказал он. "Но дойти до этого момента было неприятно. Ты не хочешь быть таким, как я".

На мгновение они замолчали. Ее рукав все еще был мокрым. Он прилип к ее руке.

"Я злюсь", - сказала она.

"Я знаю".

"Мне кажется, что он меня отбрасывает. Откладывает меня в сторону, потому что я неудобная".

"Я тебя понимаю".

"Как будто то, кто я и чего я хочу, для него не имеет никакого значения. Я знаю, что это безумие. Или, по крайней мере, я знаю, что это слишком раздуто, но это как будто у меня заноза, которую я не могу выковырять. Она находится прямо там, на нервном окончании, и каждый раз, когда я даже задеваю ее, мне больно".

"Да."

Она сидела неподвижно, чувствуя, как кровь пульсирует в виске, а мысли будоражатся. "Я ведь не злюсь на капитана, правда? Речь идет о моем отце".

"Эта школа может пойти тебе на пользу, Кроха. Гораздо полезнее, чем торчать на старом военном корабле, где нет никого твоего возраста".

"Но мне здесь нравится. Тебе ведь нравится, что я здесь?"

"Нет", - сказал Амос. "Я не хочу, чтобы ты оставался".

Это было похоже на удар по кишкам. "Но..."

"Послушай, Кроха, я видел, как умирает много людей. Некоторые из них были моими друзьями. Сейчас я уже смирился с этим. Но я не готов смотреть, как умираешь ты. И если ты останешься здесь, на этом корабле, то так и будет. Это такой корабль".

"Джим тоже так сказал", - сказала Тереза.

"Да? Ну, мы двое видим многие вещи одинаково".

"Вы кажетесь мне совсем другими".

"Так и есть".

"Ты будешь бороться за судьбу человечества. А я буду беспокоиться о заданиях по алгебре".

"Ну, может быть, тебе повезет, и мы победим, и алгебра будет иметь значение. Тогда через двадцать-тридцать лет появится что-то другое, чтобы всех уничтожить, и ты сможешь позаботиться об этом".

Она не хотела плакать. Она не хотела быть грустной. Амос наклонился и обнял ее толстой корявой рукой. Он был странно горячим на ощупь, как будто у него всегда был жар. Она прильнула к нему и все равно заплакала.

Она попрощалась с Алексом и Наоми на корабле сразу после того, как они приземлились. Они приземлились достаточно далеко от школы, чтобы не повредить территорию, так что от старой жизни до новой оставалось еще немного пройти. Она старалась не думать об этом. Было проще притвориться, что это не последний раз, когда она будет на корабле. Что ей не придется начинать жизнь заново. Она просто ставила одну ногу перед другой, как будто эта прогулка не означала ничего особенного.

Джим и Амос шли с ней, чтобы убедиться, что все в порядке, но она могла сказать, что их мысли были больше чем наполовину заняты прибывающим кораблем. Как и охранники из Стейт Билдинг, они были в легких бронежилетах и с пистолетами. У нее была только вещевая сумка с парой сложенных летных костюмов и запасом собачьего корма на несколько дней. Мускрат рысил рядом с ними, ее карие обеспокоенные глаза перебегали с Терезы на Амоса.

Небо было широким и голубым, на горизонте виднелись кучевые облака. Перед ними открылась долина, пологие изгибы земли, похожие на эрозию, ветер и рост растений. Местные растения были высокими и тонкими, поднимаясь в воздух, как трехметровые лезвия голубоватой травы. Пролетающий среди них ветерок звучал как радиопомехи. Территория школы выделялась из окружающего мира - прямые линии и прямые углы. В воздухе пахло перегретым металлом.

Людей не было.

"Занятия начнутся только через две недели", - сказал Джим. "Ты, наверное, приедешь первым".

"Разве это не школа-интернат?" спросила Тереза.

"У них все еще есть перерывы между семестрами. Ведь так?"

Амос пожал плечами. "В моих кругах не так много представителей частных школ. Они знают, что мы приедем?"

"Финли знает, что нас ждут, но Наоми довольно строго соблюдала радиомолчание. Ну, знаешь, на всякий случай".

"Конечно", - сказал Амос.

Главная дорожка была выложена щебнем, светло-серого цвета с проблесками розового, голубого и золотого, когда солнечный свет отражался от нее. На обочине стоял без дела землеройный комбайн. Его широкие промышленные протекторы оставляли за собой следы в полметра в поперечнике. Потревоженная земля была темной и влажной. Солнце еще не успело ее высушить. Амос улыбался, не обращая внимания ни на что, оглядываясь по сторонам, как турист, осматривающий достопримечательности. Джим выглядел более напряженным.

Они прошли по тропинке к центральному двору высотой в три этажа со стеклянными окнами и навесом, натянутым между зданиями. На каменном фонтане были видны линии минеральных отложений, которые показывали, куда бы текла вода, если бы она текла.

Тереза узнала все это из прочитанного о школе - бледное дерево в сочетании со стеклом было очень интересно с архитектурной точки зрения, но ей казалось, что это выглядит неуклюже. Улыбающихся детей и серьезных преподавателей, которые заполняли кампус, здесь не было. Мускрат заскулил и прижался к ноге Терезы.