Падение Левиафана
Шрифт:
"Ты . ...ах... Ты в порядке, милая?" - спросил он, когда она пристегивалась на ночь.
"Да", - ответила она.
Когда она закрыла глаза, ощущение в груди и животе нарастало, разбухая и омывая ее. Наконец-то она узнала его. Она хотела, чтобы это было облегчение, но это было не так.
Это тело говорило ей, что она только что посмотрела смерти в глаза. Это был страх.
Глава тридцать первая: Танака
Майор Ахмади была специалистом по травмам и руководителем психиатрической службы на базе Гевиттер. Она была невысокой женщиной, плотной, с седеющими волосами и очень смуглой кожей. Она кажется милой. Она заставляет меня вспомнить учительницу, которую я ненавидел. Она напоминает мне мою любимую жену, - произнес хор далеких голосов в ее голове, и последняя мысль сопровождалась покалыванием далеких воспоминаний о сексуальном возбуждении.
"В вашем досье, в той части, к которой я могу получить доступ, говорится, что вы осиротели в довольно раннем возрасте".
"Да", - сказала Танака. Она неловко переместилась в своем кресле. В кабинете Ахмади были темные панели и мягкие поверхности, призванные создать ощущение безопасности, комфорта и общей близости. Он выглядел как все кабинеты главных психоаналитиков, которые видела Танака, хотя обычно она рассматривала их как последний шаг в процессе допроса. После того, как вы полностью сломили волю субъекта с помощью более интенсивных техник, и вы пытались установить раппорт, который позволял им почувствовать, что вы теперь друзья, пока они выкладывали свои внутренности.
Подождав несколько мгновений, Ахмади сказал: "Более сорока лет служил в передовых боевых частях. Хотя характер тех командировок в значительной степени засекречен".
"Да", - повторил Танака.
"А недавно вы были ранены в лицо, и вас пришлось доставить сюда для восстановительной операции".
Танака коснулся повязки, закрывавшей половину ее лица. "Это тоже есть в моем деле? Или вы просто потрясающе наблюдательны?"
Ахмади не клюнула на приманку. Она улыбнулась и коснулась чего-то на датападе, который лежал у нее на коленях, как будто это было просто совпадение, а не она делала заметки.
"Вы прожили жизнь в более или менее постоянной травме".
"Спасибо за лесть, но эту часть мы можем пропустить".
"Я не льщу вам", - сказал Ахмади. "Я держу маленькое зеркало и прошу вас посмотреть в него. Вы живете в режиме борьбы или бегства, по сути, с самого детства. Все, на что ребенок должен полагаться, было вырвано у вас без предупреждения".
"Я здесь не для того, чтобы говорить о своих родителях".
"Мы можем начать с любого места. Это все взаимосвязано".
"Ты говоришь так, будто уже знаешь меня наперед".
"Я бы не стала заходить так далеко, но..." Она пожала плечами. "Я хороша в том, чем занимаюсь. Большая часть вашего досье засекречена, но то, что мне доступно, рассказывает убедительную историю. Никаких долгосрочных отношений. Вы никогда не жили нигде дольше года. Вы отказались от повышенной стипендии, чтобы поступить на службу. Вы неоднократно отказывались от продвижения по службе, чтобы остаться полевым офицером. Вы долгое время были в бегах".
Танака почувствовала, как ее руки сжались в кулаки. "В бегах от чего?"
"Я не знаю", - сказал Ахмади. "Но, похоже, это первый раз, когда вы обратились за консультацией".
"Да".
"Почему вы здесь?" сказала Ахмади, делая очередную пометку в своем блокноте. То, как она писала, не разрывая зрительного контакта со своим объектом, казалось навыком, который она, должно быть, долго отрабатывала. Это было немного жутковато.
В конце концов, необходимость двигаться в слишком мягком кресле стала слишком сильной, и Танака встала. Ноги покалывало, словно по мышцам пробегал электрический ток низкого уровня, поэтому она прошла через комнату и сделала вид, что рассматривает картину на дальней стене. Это было неоимпрессионистское изображение ночной столицы Лаконии, выполненное густыми масляными красками. Художник учился у Имоджин Батиа или у кого-то из ее школы. Из-за того, как она была написана, казалось, что наблюдатель смотрит через окно под проливным дождем. Ей стало интересно, сама ли Ахмади нарисовала эту картину, или ее доставили из Лаконии, когда она получила задание на базе Гевиттер. Я раньше рисовала, сказал голос в ее голове.
Ахмади прочистила горло, и Танака поняла, что доктор задала вопрос, на который так и не получила ответа.
"Вы сами это нарисовали?" спросил Танака.
"Почему вы здесь?" повторила Ахмади.
Танака снова повернулась к ней лицом, полностью сосредоточившись на советнике и ожидая, когда тот вздрогнет. Тристан как-то сказал ей, что когда она раздражена, она излучает "Не шутите со мной". Большинство людей подсознательно делали шаг назад.
Ахмади улыбнулась и положила руку на датапад. У Танаки возникло смутное и тревожное чувство, что его переиграли.
"Я присутствовал при... кое-чем", - наконец сказал Танака. "Это часть моей миссии - понять это".
"И вы не понимаете?"
Танака снова повернулась к картине. Если бы тетя Акари позволила ей изучать историю искусств вместо того, чтобы идти на действительную службу, где бы она сейчас была? И кто бы выслеживал верховного консула? Что еще - сколько тысяч других вещей - было бы по-другому?
Мелькнула мысль о женщине, очень похожей на Ахмади, которая моргала сонными глазами на кровати, застеленной белыми простынями. Боже, как я любила просыпаться рядом с ней, подумал кто-то в голове Танаки.
"Что-то случилось", - сказала Танака, удивившись, что произносит эти слова собственным голосом.
Ахмади кивнула. Она выглядела... не сочувствующей. Не жалостливой. Она выглядела так, будто тоже устала. Как будто она всю жизнь жила так, что у нее выдергивали ковер из-под ног, и она знала, как это больно. Она приглашающим жестом указала на стул. "Расскажите мне об этом".
Танака сел. Не говори ей, она злая. Скажи ей, она всегда любила тебя, - пронеслось у нее в голове.
"В кольцевом пространстве произошел инцидент", - тихо сказал Танака. "Я был там. Вы не должны этого знать".
"Полковник, - сказал Ахмади, - из-за характера моей работы у меня очень высокий уровень допуска. Империя должна иметь возможность доверять мне государственные секреты, которые пациент может раскрыть во время сеанса консультирования. Я очень серьезно отношусь к этому аспекту своей работы".
"Если бы вы этого не сделали, они бы отправили вас в Пен. Отправили бы. Думаю, сейчас они бы просто пристрелили тебя".
Ахмади кивнула и отложила свой датапад в сторону. Проницательный оперативник в Танаке понимал, что все это театр, но она все равно чувствовала, как он работает. Ахмади хотела слушать. Танака хотела говорить.