Падение сурка
Шрифт:
«Лучшая защита — нападение», — вспомнил он крылатую фразу известного полководца.
В следующий миг гоблин распорол ему правый бок, что мгновенно его взбодрило и разозлило. Он перестал отступать. В ответ на это он ударил щитом по лицу гоблина, но тот наклонил голову и удар с гулким металлическим звоном пришёлся на шлем.
Перед глазами человека промелькнули воспоминания о его первой смерти от рук гоблинов. Как они вспороли ему грудь и как он смотрел на собственное сердце. Затем он вспомнил о смерти на арене. Ему не хотелось умирать. Он жаждал жить. А гоблин даже
«Всё, игры закончились, — промелькнула мысль в голове Жан-Поля. — Либо я его убью, либо он меня».
Резкий взмах гладиуса. Хруст, будто кто-то рубит дрова. Звон кирасы, по которой пришёлся удар клинка, и вновь арену огласил звериный вопль гоблина. Он с непередаваемым ужасом огромными глазами наблюдал за тем, как его левая рука, отделенная от туловища, летит на землю.
Меч застрял в кирасе с правой стороны. Жан-Поль выпустил рукоять. Его разум помутился от ненависти к противнику, который искренне хотел его убить. Он схватил с песка отрубленную руку и принялся ею избивать ошеломлённого гоблина.
Противник уже рухнул на песок, заливая арену кровью из ран, а человек, с уст которого срывались французские ругательства, дубасил гоблина его собственной рукой, которая разбрызгивала по округе кровь.
В состоянии аффекта Жан-Поль истово продолжал избивать гоблина его конечностью, пока тот окончательно не затих. Лишь после этого парень обратил внимание на толпу. На трибунах остроухие бились в экстазе: орали во всю глотку, топали, хлопали и подпрыгивали на месте.
— Хохотун! Хохотун! Хохотун!
«Какие же вы мерзкие! — подумал он. Затем обнаружил в своей руке чужую измочаленную конечность, всю покрытую вязкой красной жижей. — И я не лучше».
Он отбросил руку в сторону и вскинул вверх кулак.
— БОЛЬШЕ КРОВИ БОГУ КРОВИ! — продолжил он отыгрывать безумного фанатика Кхорна. — А-ХА-ХА-ХА!
В это время на душе у него скребли кошки, а желудок предательски сжимался. Его мутило и пошатывало. Рана на боку причиняла острую боль.
Он постоял так некоторое время, пока не открылась дверь в комнату ожидания, после чего медленно пошёл в ту сторону. Через силу он поднимал щит над головой, потрясал им и тянул улыбку, словно ему этот кошмар доставляет удовольствие, а рана ничего не значащее недоразумение. И только ему было известно, насколько тяжело даются эти шаги.
Лишь в комнате ожидания вдали от хищных взоров зрителей он позволил себе рухнуть на колени. Тут же к нему поспешил волшебный эскулап, работающий на Неро.
Момент выступления товарища он упустил, поскольку в это время лежал на земле и ждал восстановления. Вскоре рядом с ним положили темнокожего здоровяка. Его ноги и руки все в порезах, нагрудник пробит в районе живота и окровавлен. Но его грудь вздымалась вверх и опускалась в такт дыханию.
— Жив, Чебурашка! — радостно улыбнулся он.
— И ты тоже… — тихо прохрипел он в ответ.
— Молчи, друг. Скоро тобой займётся целитель, и мы продолжим тренироваться с утроенным рвением, чтобы дожить до этого долбаного деревянного меча!
— Белоснежка… — прикрыл Магба глаза. — Ты даже
Глава 8
Следующие четыре года Жан-Поль пытался выжить и заполучить свободу. Для этого он тренировался как проклятый. И таких гладиаторов как он примерно треть от общего количества. Остальные тоже усердно потели на тренировках, но не настолько фанатично. Не всем им так везло, как ему.
Магба, ставший ему другом и наставником в обращении с копьём и ножом, проиграл в седьмой своей схватке. А ведь ему оставалось продержаться чуть больше половины срока. Ему не повезло нарваться на Сокрушителя. В схватке с почти любым другим противником у любого гладиатора имелся высокий шанс на выживание даже в случае проигрыша. Но не с Сокрушителем. Он стал известен тем, что убивал всех своих противников. Это нравилось публике, поэтому, несмотря на финансовые потери, владельцы луди ему это прощали.
Француз на каждой тренировке выкладывался как в последний раз. На арене он изображал из себя безумного фанатика Кхорна, и своим артистизмом полюбился публике. Это его спасло дважды, когда он проигрывал в сражении. При этом за все битвы он больше не убил не одного противника. Их всегда уносили с арены на носилках, а после этого откачивали целители. Но и с ним несколько раз случалось то же самое.
Можно сказать, что это негласный кодекс гладиаторов — ранить соперника, но не убивать его. И лишь один из них — Сокрушитель, не придерживался этого правила, за что его опасались и ненавидели абсолютно все гладиаторы. Но он настолько искусный воин, что никому не удалось убить его. Отдельная категория гладиаторов — гоблины. Если в противники попадается гоблин, то его следует убивать без сомнений, поскольку эти жестокие дикари никогда не щадят соперников. Тоже одно из негласных правил. Гоблинов ненавидят все без исключений: и эльфы, и люди.
За эти годы его тело обзавелось множеством шрамов. Кожа обветрилась и покрылась тёмным загаром. На ладонях образовались грубые мозоли. Правая рука вытянулась и стала длиннее левой на пять сантиметров — обычное дело для гладиаторов, которые постоянно активно действуют правой рукой.
Настал решающий день. Сегодня свершится то, чего он так долго ждал и к чему упорно готовился — последний бой на арене Колизея. Он либо победит и обретёт свободу, либо проиграет. И тут остаются варианты. Если толпа и цезарь его пощадят, то он всё равно получит заветный деревянный меч. Если же…
Когда он узрел своего соперника, то понял, что последний вариант более возможен. Ему предстояло сойтись в битве не на жизнь, а насмерть с Сокрушителем, которого он ненавидел всем сердцем. Который убил его друга Чебурашку и однажды убил его.
О том, почему он до сих пор жив и каким образом возвращается назад в прошлое, Жан-Поль не задумывался. У него на столь пространные размышления не оставалось времени. После такого количества тренировок, через которое проходил он, сил едва оставалось на то, чтобы доползти до спального места.