Падшая женщина
Шрифт:
— Я совершила ошибку, — тихо сказала Мэри и нагнулась, чтобы подобрать корзину.
— Что ты хочешь сказать?
— Я не могу стать твоей женой.
— Пока нет, я знаю, — заикаясь, выговорил он. — Но со временем…
Как ей вообще могло прийти в голову, что она способна выйти замуж за такого скучного, ничем не примечательного человека?
— Никогда, — бросила Мэри и устремилась прочь.
Джон Ниблетт привез новость, что война с Францией после семи долгих лет наконец окончена и что правительство приказало устроить празднования в каждом городе. Но мистер Джонс, весь вечер читавший «Бристоль меркюри», за оладьями на ужине вдруг заявил, что этот так называемый мир на самом деле позор и бесчестье.
— Мы побили этих собак вчистую, а теперь отдаем им Гваделупу и Мартинику!
Мэри с удовольствием прогулялась бы до Чиппенхэм-Медоуз, где устраивался большой костер — и, по слухам, танцы, — но боялась столкнуться там с Дэффи. Все эти дни он ходил с красными глазами и все время пытался приблизиться к ней, будто собирался сделать какое-то важное, решительное заявление. Но Мэри делала все, чтобы не оставаться с ним наедине. Что бы он ни сказал, это все равно ничего бы не изменило.
Через пару недель все лепестки на цветущих деревьях опали, и они снова стали казаться голыми. Миссис Джонс сказала, что в это время года ей всегда бывает грустно — ведь цветение оканчивается так быстро. Ветки, прибитые к стенам дома, вскоре засохли, но их запах стал только сильнее.
Для Эби, однако, в нем всегда чувствовалась гниль. В одну из теплых майских ночей она лежала на кровати и смотрела в окно. Ставни были раскрыты, чтобы впустить в комнату свежий воздух; был виден только прямоугольник темно-синего неба. Мэри Сондерс вдруг испустила длинный прерывистый вздох.
— Ссорилась с твоим парнем? — поинтересовалась Эби.
Мэри быстро повернулась к ней:
— С каким еще парнем?
Эби хмыкнула. Взглядами, которые бросал на нее Дэффи в последнее время, можно было разжигать костер.
Мэри снова отвернулась.
— Он не мой парень, — тихо сказала она в темноту.
Что означало — да. Поссорились, и еще как. Эби промолчала. Иногда молчание звучало громче, чем любой вопрос.
— Кроме того, — Мэри перевернулась на спину и уставилась в потолок, — я уверена, что добьюсь большего в одиночку, а не с этим глупым теленком. Все равно я уеду.
— Куда?
— Не твоего ума дело.
Эби снова замолчала. Мэри Сондерс всегда огрызалась; она уже привыкла не обижаться и обращалась с девчонкой, словно с кошкой, у которой не в меру острые когти.
— В Лондон, куда же еще, — наконец выговорила Мэри. Как будто темнота вытягивала из нее слова.
— Когда?
— Не в ближайшее время, но когда-нибудь. Какой смысл возвращаться, пока у тебя нет хорошей одежды и денег? Явиться в этот город с пустыми руками — все равно что лечь посреди дороги, чтобы тебя переехала ломовая телега, — презрительно добавила Мэри.
Эби закрыла глаза и вдруг перенеслась в Бристоль, в тот самый день девять лет назад, когда корабль с Барбадоса причалил к английскому берегу. Шел самый холодный дождь на свете. Кожа на ее шее, в том месте, где ее касался медный ошейник, была содрана и саднила. Улицы были шириной с раскинутые руки и кишели людьми, словно мусорная куча — крысами, и все лица были белыми. Эби стояла в стороне, ожидая, когда доктор соберет все свои многочисленные сундуки. Мимо с грохотом промчалась огромная повозка, и в какой-то миг Эби захотелось выступить на дорогу и броситься прямо под колеса. Что же ее тогда остановило? Трусость? Или страх, что ее дух, освобожденный от тела, затеряется на этих перепутанных улицах и никогда не найдет дорогу домой, в Африку?
— Я спросила жалованье, как ты сказала.
— О, вот как? — оживленно заметила Мэри. — Я думала, ты ни за что не решишься. И что же?
Эби молча покачала головой.
Мэри возмущенно фыркнула.
— Одна девушка в Лондоне как-то сказала мне, что хозяева — это все равно что клиенты.
— Клиенты?
— Ну… мужчины, которые ходят к шлюхам, — нетерпеливо объяснила Мэри. — Вот хозяева — они точь-в-точь как эти мужчины. Используют тебя и отбрасывают в сторону, словно ненужную бумажку. Что он сказал, когда ты его спросила?
— Она, — поправила Эби. — Была хозяйка.
— О… — Мэри секунду подумала. — Я думала, это будет хозяин. Но все равно, миссис Джонс не сказала бы ничего, что идет вразрез с его волей, не так ли? В конце концов, жена — это всего лишь нечто вроде старшей служанки.
— Может, мне подарок на Рождество, — бесцветным голосом сказала Эби.
Мэри вдруг нашарила ее руку и крепко сжала. Это было странное ощущение — неловкое и в то же время очень успокаивающее. Эби попыталась припомнить, когда ее последний раз держали за руку — просто так, не заставляя что-либо делать.
Тонкие пальцы Мэри погладили шрам у нее на ладони.
— Как это случилось? — прошептала она. — Я знаю, что это был нож, но как это произошло на самом деле? Это было давно?
Эби тихонько вздохнула. В глубине души она надеялась, что, если промолчит достаточно долго, Мэри просто уснет. Но рука, сжимавшая ее ладонь, так и не ослабела.
— Я вошла в дом, — начала она.
— В этот дом?
— Нет, нет. Большой дом, на Барбадосе. Была из домашних рабов тогда. Легче. Осталась жива, знаешь. Работала в поле — не осталась бы.
— Продолжай.
Эби поежилась. Она никогда не облекала эту историю в слова — а уж тем более в английские слова.
— И вот. Дверь открыта.
— Да?
— И хозяин на полу, весь в крови.
Мэри слегка присвистнула.
— В глазу большой нож. Страшно. Очень ужасно.
— И что ты сделала?
— Хотела вытащить, но он застрял. Крепко сидел.
— Фу!
Эби болезненно усмехнулась.
— Прибежали соседние мужчины и нашли меня с кровью.
— На руках?
— Везде.
— И они подумали, что это сделала ты? — Мэри приподнялась на локте.
— Они уверены, — поправила Эби. — Из-за крови. И они хотели… как это? После убийства?
— Суд?
Эби замотала головой.
— Они хотели «да». «Да», что я убила.
— Признание?
— Да, это слово. Но я не сказала «да». Я не убивала. Была не я.
— И они тебя отпустили?
Эби посмотрела в черный потолок. Какой смысл ворошить прошлое, если эта девчонка даже не представляет себе, какая жизнь была там, на островах?