Падшая женщина
Шрифт:
Она пожала плечами. Ее косынка немного развязалась, и было видно сливочно-белую тонкую ключицу.
Дэффи рвал все новые и новые цветы и складывал их ей в передник. Дрёма, розовая и атласная, словно изнанка губ. Дубровка, собранная из маленьких пушистых сине-лиловых иголочек. Вика — каждый цветочек будто крохотный капюшон. Кукушкин цвет — незаметное, бледненькое создание. Хотя некоторые называют его горицвет, заметил Дэффи. А еще — зорька.
— Для чего ему три имени? — спросила Мэри.
— А для чего тебе три платья?
— Ты, видимо, смеешься надо мной. — Мэри уставилась в передник и зашевелила губами. — Девять.
— Цветков?
— Платьев. Это если считать юбку и корсаж как одно целое.
Дэффи присвистнул:
— Откуда у тебя такое приданое?
Она немного порозовела.
— Большую часть я купила в Лондоне, по дешевке.
— И зачем тебе все эти платья, — поддразнил он, — когда полевые цветы прекрасно обходятся без них?
— А! — презрительно бросила она.
Это восклицание она позаимствовала у хозяйки, Дэффи заметил это еще раньше.
— Жалкими бы мы были существами, если бы расхаживали голыми.
На мгновение перед ним возникло видение: Мэри Сондерс, совершенно обнаженная, поднимается вверх по холму Кимин. Дэффи потряс головой.
— Взять хотя бы хозяина, — сказала Мэри. — Ему, например, не нужны даже две ноги.
— Мистер Джонс — удивительный человек. Замечательный, — серьезно сказал он. — Суметь пережить такое несчастье, будучи еще мальчиком, — вот что я называю сильным духом.
— Значит, он для тебя образец для подражания? — Кажется, она снова принялась его поддразнивать. — Ты мечтаешь стать одноногим корсетных дел мастером и жениться на портнихе, как и он?
Дэффи почувствовал, что краснеет, хотя и сам не знал почему. Его шея под шейным платком стала совсем малиновой.
— Миссис Джонс, она… лучшая из женщин. Когда я был маленьким — а отец ведь был таким растяпой, — она нас просто спасала. Она приходила в наш грязный дом с корзиной еды и чистым бельем, и у отца прояснялось лицо, как будто он видел перед собой ангела.
— Может быть, он был в нее влюблен? — спросила Мэри. — Он говорит о ней очень восторженно, — хитро добавила она.
Дэффи остановился.
— Ты хочешь сказать, когда он овдовел? — озадаченно спросил он.
— А может быть, еще до этого, когда они все были молодыми. Кадваладир ведь долго не женился, не так ли? Только через много лет после того, как миссис Джонс вышла замуж. И потом, когда твоя мать умерла, он не стал приводить в дом вторую жену, хотя, видит бог, вы нуждались в помощи, верно?
— Верно, — неохотно пробормотал Дэффи.
— И если твой отец в самом деле был влюблен в миссис Джонс, — оживленно продолжила Мэри, — это объясняет, почему он так не хотел, чтобы ты работал на мистера Джонса. — Она как будто рассказывала историю из книги.
— Вовсе нет, — вяло возразил Дэффи. Мысли у него в голове вдруг сделались густыми и вязкими, как грязь. — Отец думает, что таверна…
— К черту таверну! — Черные глаза Мэри сияли. — Это же чистой воды ревность! Он не может пережить, что ты прислуживаешь человеку, отнявшему у него женщину, которую он любил.
Дэффи помотал головой, как будто хотел отделаться от надоедливой мухи.
— Ты читаешь слишком много романов, — с нажимом сказал он. — Тебе стоит попробовать энциклопедию.
— Романы могут научить куда большему, — весело возразила Мэри. Она то и дело забегала вперед, оборачивалась и почти пританцовывала.
— А вот и нет. Они ввели тебя в заблуждение. Люди не всегда поступают, руководствуясь низменными мотивами, — сурово сказал Дэффи. — А душа человека — вовсе не такая сточная канава, как тебе представляется.
Она подошла очень близко и заглянула ему в глаза.
— Дэффи, — совсем тихо произнесла она, — можешь мне поверить. Я знаю о душе человека такое, что ты не прочтешь ни в одной энциклопедии.
Что-то такое промелькнуло в ее глазах, горечь или печаль, и это его поразило. Почему у нее такие глаза — в пятнадцать лет? Что могло с ней случиться? Ему захотелось прикрыть их своей мозолистой ладонью. Ему захотелось впиться в ее губы и целовать до тех пор, пока мир не закружится вокруг них.
Она отвернулась, словно прочитала его мысли.
— Скажи, а какая у хозяина нога? — спросила она через минуту, беззаботно как всегда.
— Что? — Дэффи чувствовал себя как пьяный.
— Нога, которую ему отрезали. Какая она?
Какая-то сложная философия, с трудом подумал он.
— Я имею в виду, то, что от нее осталось, боже мой, — нетерпеливо добавила она. — Что она, зазубренная? Можно разглядеть следы пилы?
— Я никогда ее не видел.
— Не может быть!
Дэффи покачал головой.
Мэри придвинулась ближе.
— Может быть, там еще чего-нибудь не хватает? — шепнула она.
Что за странная девушка! Какая прямолинейность. Жар бросился ему в голову. Дэффи отвернулся, подставил лицо прохладному ветерку и посмотрел вниз, на долину.
— Вон Сахарная Голова, — немного помолчав, сказал он. — А вон там — Гламорган. Там уже не говорят по-английски.
Мэри взглянула на расстилавшуюся внизу чужую страну. Через несколько минут она заговорила снова, будто продолжая начатый разговор: