Пагода журавлиного клёкота
Шрифт:
– Но это удивительно! – воскликнул я. – Ни разу в жизни мне ещё не удавалось через чей-то труд познакомиться лично с его автором.
– Здесь всё дело в умении очаровать читателя, – скромно ответил монах, – я же пользуюсь своей собственной системой вхождение в сознание читателя на основе мистических знаний Дао. Ведь если автор хочет донести до желающего знать Истину что-то существенное, а не напустить туману и завести его в какие-нибудь дебри, то нужно очень просто изложить ему эту истину. Умный человек её поймёт, а глупому человеку её совсем не нужно знать, потому что он не сможет ею распорядиться. Ведь это так?
Я кивнул головой вместо ответа.
– Поэтому, – продолжал монах, –
Он сказал о «золотом мерцании священной тайны». Я ушам своим не верил. Значит, подумал я, он и в самом деле может проникать в мысли человека.
– Но если он найдёт своего поводыря, – продолжал тем временем монах, – то он сделает это намного быстрее, сумеет прозреть и уже без посторонней помощи продолжить свой путь в вечности.
– Вы говорите о бессмертии? – спросил я его.
– В том числе и о ней, – ответил он, – но бессмертие – это не самоцель, ведь Истина намного ценнее бессмертия, потому что она, и только она, открывает тайну. Она объясняет многое и саму жизнь в том числе. Зачем человеку бессмертие, если он будет отделён от Истины? Истина похожа на этот серебряный источник и на это серебряное озерцо, лежащее среди золотого песка. Это очень хорошо, что вы искупались в этой чистой воде и смыли с себя всю пыль бренного мира. Если бы вы не искупались, то вряд ли я бы к вам подошёл. Вы бы меня просто не увидели.
– А что это за место? – спросил я его.
– Я могу сказать вам его название, – ответил он, – но что значат слова, имена и названия? Всё это – иллюзия. Никакое пространство не носит никаких названий, потому что в этом мире всё текуче. Пространство – это пустота, оно существует только в нашем сознании. Вот, например, когда вы спите, в какое пространство вы попадаете?
Я покачал головой, не находя слов, чтобы ему ответить.
– Вот видите, – сказал он, – с пространством всегда бывает затруднительно, мы никогда не знаем, где мы находимся, потому что сама наша жизнь похожа на сон. А может быть, сон и есть наше настоящее просыпание?!
Я опять не знал, что ему ответить.
Видя моё смущение, монах спросил:
– Вы не хотите осмотреться в этом месте? Если уж вы прибыли сюда, то вам, наверное, стоит изучить эту местность, чтобы не плутать. Здесь вы уже искупались в серебряном источнике, и каждый человек, который погружается в его воды, должен сочинить стихи. У нас такое правило.
Я с удивлением вытаращил глаза.
– Но я никогда в жизни не писал стихов, – признался я.
– Это не важно, – ответил он, – постарайтесь что-либо сочинить.
Я напряг всю силу воли, и слова сами стали складываться в четверостишия:
Я иду дорогой в неизвестность,
И не ведаю, что ждёт меня в пути,
Что мне даст открывшаяся местность?
Сможет ли душа покой там обрести?
Я себя пылинкой ощущаю,
Сном иль явью, жизнь волнуется во мне,
Мир хочу от края и до края
Весь обнять и уместить в себе.
Где б я ни был, мир весь одинаков,
Всё мне ясно, кроме разве что небес,
И душа в нас ищет тайных знаков,
Что приводят к проявлению чудес.
Был ли кто здесь до меня – не знаю,
Может быть, я пузырёк лишь на воде,
Или мотылёк в движенье к раю,
Что знал всё, был всюду, но не жил нигде.
– Странные стихи, – сказал монах, – но они, видимо, в какой-то степени отражают вашу сущность и настроение вашей души.
– Не знаю, – сказал я смущённо, – эти стихи как-то родились в моей голове сами собой.
– Это очень важно, – сказал монах, – когда
– У вас странное имя, – заметил я, – иероглиф Вэй переводится как «для», а дальше следует полное имя Лаоцзы – как «старый ребёнок», а всё вместе получается, как «для ребёнка-старика». В этом кроется какая-то антиномия, к тому же в анналах истории я ни разу и нигде не встречал вашего имени.
– Но имя Лаоцзы вы, наверное, встречали?
– Разумеется, – ответил я, – кто не знает основоположника даосизма? Но меня всегда забавляло его имя, может быть, все мы одновременно являемся детьми и стариками, в нас самой природой заложены эти два начала. Знаете стишок: «Будьте как дети, нам библия твердит, а я душой ребёнок, хотя и стар на вид».
– Не плохие стихи, – похвалил монах.
– Это не мои стихи, а Курта Воннегута, – заметил я, – они очень хорошо передают суть нашего стремления оставаться в жизни самим собой.
Вы вышли из каменного мешка на скальную террасу, по краю которой росло длинное насаждение бамбука, в одном месте прерванное красивой пальмой. На всём протяжении этой террасы скала стеной поднималась вверх и уходила высоко в небеса. На этой стене были видны отверстия, напоминающие норы, в них, как объяснил мне монах, располагались кельи бессмертных, а на самом верху, почти касаясь крышей неба, стояло ажурное и почти воздушное сооружение, названное даосами Пагодой журавлиного клёкота.
– Сюда слетаются даосы со всего мира, – сказал монах, – а это – место для их медитации.
И он указал на небольшую возвышенную площадку напротив пальмы, где, в разрыве между зарослями бамбукового насаждения разворачивалась панорама долины.
Мы оба устроились на площадке для медитаций напротив пальмы.
– Что это за страна? – спросил я монаха.
– Это – страна даосов, – ответил он, – вернее, это – прихожая страны даосов, сюда попадают те, кто ищет Дао-путь и никак не может его найти, потому что очень часто бывает, что истинный путь у них превращается в ложный. И тогда из этой прихожей человек может вернуться в свою прежнюю жизнь, и только те, кто взбирается по скале до вершины горы и посещают ту пагоду наверху, могут продолжить свой путь в небеса, научившись летать. А для того, чтобы придерживаться этого истинного пути, необходимо всегда держать себя в форме, иными словами, используя свои таланты и мудрость, стремиться к самосовершенствованию. Движение сохраняет путь и жизнь. Как только человек начинает лениться и успокаивается, он тут же встаёт на ложный путь, его время исчезает, ибо время и есть движение, а остановка равнозначна смерти. Как говорят даосы: «Столетие, проведённое в праздности, подобно искре, высеченной из камня, а тело в продолжении одной жизни, подобно пузырю плывущему по воде. Самым главным двигателем человека в жизни, к сожалению, являются жадность и стремление к выгоде и счастью. Этот рычаг заставляет человека искать славы. Не сознавая того, что телесный облик зачахнет и сгинет во тьме, все стремятся накопить кучи добра, но приобретают лишь непостоянное. Им не понятно слово «отсутствие», а в нём таится весь смысл человеческой жизни нашего существования. Хоть мы можем дожить и до ста лет, но никто не знает о часе нашей кончины. Долголетие – это ведь дар Неба. Вчера ты ещё ходил по земле, а сегодня ты уже лежишь, упокоенный в ней. Оставлены жена, богатства и весь этот мир, а если ты ещё и совершал дурные поступки, то и память о тебе будет соответствующая, хотя тебе будет уже всё равно, что думают о тебе другие. Но ведь в мире можно и продлиться, сохранить себя, обрести долголетие, а затем и бессмертие. Эту страну можно считать страной грёз, но это также самая настоящая страна, где всё имеет своё место и предназначение.